Чигин, зоолог, и Герман Петрович Шпиленко, талантливый гляциолог. Их гибель так меня потрясла, что я чуть не ушёл тогда из науки. Ведь бежать от своих ошибок намного легче, соблазнительней, чем работать над ними, искупая промахи упорным многолетним трудом».

Наум Самойлович Фарбман, подаривший Алешковской сборник New Science Fiction from Leningrad, умер в Караганде в 1990 году. Сам сборник, по словам Диляры Касымовой, был утрачен ещё летом 1985 года во время поездки Алешковской на каникулы в Ленинград. Диляра так описывает его исчезновение:

«Женя, насколько я помню, сначала летела самолётом до Москвы. Провела там сколько-то дней у знакомых отца. До Ленинграда добиралась на ночном поезде, со всеми удобствами. Возможно, на “Красной стреле”, не помню. Женю все её родственники тогда берегли, никто на неё не жалел ни денег, ни связей. В общем, ехала она в купе. С ней ехала женщина. Молодая, не старше тридцати. С эффектной, необычной внешностью. Она представилась каким-то расхожим русским именем. Сказала, что едет в Ленинград на конференцию по византийской культуре и что жила одно время в Алма-Ате. Женя была совершенно очарована попутчицей, её рассказами. Распахнула ей, что называется, всю душу в ответ. Ну и, конечно, достала из сумки сборник. Она же не могла с ним расстаться, взяла с собой на каникулы. Тем более в Ленинград! Попутчица заинтересовалась. Спросила, можно ли почитать, “пока не доедем”. Она якобы всё равно не может в поезде спать. Когда Женя засыпала, уже глубокой ночью, после всех разговоров, попутчица сидела с ногами на своей полке, читала. А когда Женю разбудила проводница в Ленинграде, то ни попутчицы, ни её вещей, ни книги в купе не было. Интересно при этом, что Женя не держала зла на эту воровку из поезда. “Откуда пришло, туда и ушло”. Как-то так она приговаривала. С горечью, но совершенно беззлобно».

Данный текст набран и распечатан постраничным методом в Хельсинки на ул. Hämeentie, 35, в квартире Александры Домонтович (Alexandra Domontovitš). Рассказ о пропаже книги расшифрован по магнитофонной записи разговора с Дилярой Касымовой вечером 18 августа.

Алина Закирова

Дарья Кожемякина

19 августа 2020 года

Папка шестая

Хельсинки – где-то – Хельсинки

Vitun noosfääri

Хельсинки.

Последний день июля 2020 года

Помните? Мы стояли на плоскости с ощутимым углом наклона, наблюдая сразу трёх героинь нашей истории, собравшихся у длинного стола в подземном зале книжного магазина «Лакония». Было скользко, было трудно держаться. Давление времени не давало нам отойти от края и в конце концов столкнуло нас обратно в настоящее. Из настоящего, увы, нельзя разглядеть ничего, кроме так называемой памяти и редких вещественных доказательств, вроде той распечатки, которую вы сейчас прочитали.

Запрыгнуть на прежнюю точку не получится. Прошлое тоже не стоит на месте. Мы не увидим, не услышим и уж тем более не понюхаем последний день того июля и двадцать первых дней того августа в жизни финки Даши Кожемякиной. Эту часть истории придётся воссоздать по крупицам, заполняя недостающие куски догадками. И рассказать её придётся так, словно была то не жизнь всамделишных, пускай отчасти и странноватых людей, а проходная глава, вписанная в какую-то беллетристику по настоянию редактора. Для пущей, так сказать, линейности повествования.

Но всё, довольно метадискурса. Теперь – что нам известно.

Достоверно известна погода в Хельсинки в последний день июля. В небесах было преимущественно ясно, на улицах по-хорошему тепло: не выше двадцати трёх градусов Цельсия после полудня, не ниже пятнадцати ближе к ночи.

Также известно, что Даша, Тайна Лайтинен и дочь мёртвого русского Алина проговорили в книжном подземелье «Лаконии» минут сорок. Затем их пути временно разошлись. Даша села на велосипед и поехала на Линнанкоскенкату, чтобы найти и перерыть контейнер с макулатурой, в который выкинули журналы Алининого отца. Алина с Тайной между тем отправились пешком на Хямеэнтие, 35, – туда, где этот самый отец, по утверждению Алины, жил на самом деле. Во всяком случае, оба раза, когда Алина приезжала к нему в гости.

– На Хямеэнтие, – твёрдо сказала Алина в подвале «Лаконии», – папа однозначно себя чувствовал как дома.

Другими словами, Алина понимала, куда и зачем она идёт. Её по-прежнему не особо волновали сказочные звонки, распечатки и галлюцинации, она больше делала вид, что принимает эту дичь всерьёз. В конце концов, на чём только крыша у людей не едет от ковида и скандинавского уровня жизни. Но одно Алина знала наверняка: кто-то чужой взял и оплатил погребение папы на финском кладбище, не связавшись при этом ни с ней, ни с бабушкой, ни с дядей Денисом, ни с тётей Витой в Риге. Вообще ни с кем из родных, близких или бывших коллег. Алина хотела найти этого чужого человека и не знала, где ещё искать, кроме квартиры на Хямеэнтие.

Другое дело Тайна Лайтинен. Шагая по улицам Хельсинки с немытыми волосами, в несвежей футболке с символикой Харьковского универа, в растоптанных кроссовках, которые она давно собиралась выкинуть, хозяйка «Лаконии», ведущая специалистка по мыслям Вернадского, не вполне понимала, что делает.

Внешне она вела себя так, будто помогает этой растерянной русской девушке, у которой умер папа в чужой стране, причём умер именно сейчас, когда и так чёрт знает что в мире творится. Эта роль казалась логичной. Ведь не Дарья же будет помогать русской? Тайна видела, что волонтёрка Дарья то носится с шилом в жопе по грани паники, то захлёбывается в своих фантазиях. Какая из неё помощница? Тоже мне, будущий педагог. Но хуже всего, что совсем девчонки обе. Обе в два раза её моложе. Причём Дарья – буквально в два раза. И получается, что взрослая в этом дурдоме одна она, Тайна.

Думая об этом, Тайна морщилась от предательского чувства ответственности за обеих девушек, а вернее, от медленно пульсирующей боли в темени. Где-то с апреля у неё мгновенно заболевала голова от всякой лишней ответственности, то есть от любого дела или даже коротенького текстового сообщения, которое не вписывалось в категории «ребёнок», «магазин», «хозяйство», «исследовательская работа». Да и от всего, что вписывалось, голова побаливала тоже. Хотя голова – это мелочь. Гораздо хуже сейчас было то, что ей, Тайне, самой требовались помощники. На черта она взялась помогать незнакомой русской девчонке с лиловой шевелюрой, когда ей самой нужны помощники? И желательно в белых халатах. Она же ничем не лучше Дарьи. Сама разгуливала по советскому Казахстану, не выходя из-за рабочего стола. Сама кусала до крови