Момо тут же осекся, застыл, как дерево, и почесал шевелюру. С двумя братьями встречаться как-то не хотелось – неприятная была бы встреча. Тем более у кузнецов руки обычно, что дубины. Но Барбая уже почти поднялась на гребень холма. Закатное солнце подсветило ее девичий стройный силуэт – и Момо понял, что с братьями он что-нибудь придумает, и снова догнал ее.

– Я, между прочим, прибыл с севера, красавица Барбая! – важно возвестил он и надул щеки. – Где сражался с чудовищами!

– Да что ты… – ухмыльнулась та.

– Да-да! Меня одна гарпия даже по лицу полоснула своими когтищами, но я вырвал ей хребет, вот как срываю тебе, диво прелестное, цветочек!

И Момо со слащавой улыбкой отбежал, нагнулся, чтобы сорвать один из последних в этом году цветков астры, ало-розовый. И вручил его Барбае. Однако она цветок не приняла.

– Нашел тут подарочек… С земли сорвал… Ты бы грязь еще мне подарил! Или листья с дерева! – с насмешкой в голосе заметила прачка. – Вот если хочешь сделать ладное дело, а не свою пустышку, то бадью мою понеси!

А взор ее, между тем, смягчился – уж больно мило выглядел неуклюжий северянин, по-детски заглядывающий в глаза и лепечущий всякую неразбериху, лишь бы обратить на себя внимание. «Еще помучаю его, – подумала прачка. – Коль понравилась я ему, то стерпит. А там, гляди, и веревки свить можно будет с этого молодца».

Так Барбайя и шла к прачечной, намеренно выбирая самую длинную тропу, петляющую меж рожковых деревьев, чтобы Момо скакал вокруг нее с тазом в руках и рассказывал небылицы. И прачка слушала их и ухмылялась, думая, стоит ли давать шанс этому городскому плуту? «Авось и побогаче того торговца будет, – размышляла она. – Надо приглядеться. Уж больно красив для нищего. Может, и на платьишко его раскручу, как тряпку, или на сандалики. Тот торгаш-то жадный оказался, а мне такие не нужны».

Так они и скрылись за горбатом холме, пропав от взора других прачек, которые вереницей растянулись от реки, неся на себе бадьи, щетки, палки и стиральные доски. И каждая, глядя на заносчивый вид Барбаи, втайне завидовала ей и ненавидела, не понимая, чем такая заноза может всем нравиться.

Вернулся Момо домой как раз во время последнего звона колоколов. Вернулся он взмыленным, красным, потому что бежал из последних сил, чтобы успеть до закрытия ворот. И хотя лег он в постель в своей комнатушке, но мыслями оставался еще там, на зеленом холме, у Барбаюшки. И заснул он не сразу, смакуя ее изящные запястья, ее шелковистые волосы, собранные под чепцом. А проснулся уже напрочь влюбленным, ибо юные создания всегда подвержены внезапной любви сильнее, чем простуде. Это только с годами все складывается наоборот.

Офурт.

2153 год, зима.

«От Горрона до сих пор никаких вестей», – думал напряженно Филипп, когда подъезжал к небольшому городку Офуртгосу, над которым виднелся обветшалый замок графини. Прошло почти три года с момента отбытия герцога, но он так и не объявился. Почувствуют ли старейшины севера смерть своего товарища, если он погибнет далеко на юге? Этот вопрос волновал Белого Ворона уже не первый год. Никаких новостей не было и об Уильяме. Сгинул, пропал или, как выразился император Кристиан, «уже там, куда не дотягивается длань вашего совета».

Меж тем север в последнее время сотрясали бедствия. Сначала это был засушливый год, когда с неба за все лето не упало ни капли. Зной сжигал урожай, образовывая в земле трещины шириной с палец. А еще позже пришла напасть в виде жучка, который дожрал то, что не досталось солнцу. С гор тогда спустились тучи изголодавшихся гарпий. Давно не было на памяти Филиппа такого, чтобы твари залетали так далеко от своих гнезд на скалах и утаскивали людей прямо с полей. Поднимали в воздух несчастного убегающего человека и роняли его с большой высоты. Так вороны разбивают орехи, скидывая их с деревьев.

Ощущение голода нависло даже над Брасо-Дэнто, у подножья которого лежали пышные нивы и богатые сады.

Помимо засухи, голода и нашествия демонов на север пришла напасть и в виде войны. Глеофская империя прекратила попытки захвата ближайших соседей и обратила свой взор на дальний Стоохс. По весне, как и было обговорено, через Вороньи земли прошли десятки тысяч воинов. Из докладов своих соглядатаев граф знал, что Стоохс, и так голодный и нищий, утопили в крови, чтобы получить один-единственный Донт.

Правда, сначала юному императору придется закрепить за собой Аелод и, возможно, Торос. И даже когда жертвой тысячи жизней демон получит свое и подступится к маленькому донтовскому замку, некогда принадлежащему Горрону де Донталю, у него на севере останутся неприятельский город-цитадель Габброс, а на востоке – прочие земли обозленного Стоохса. Императору Кристиану придется или пытаться идти на мирные переговоры, или нести огромные потери, чтобы удержать несчастный клочок земли на краю мира.

Там, в землях герцога Донталя, примыкающих к горам, было что-то ценное. Что-то, ради чего демон дал клятву не трогать вороньи земли и самого графа. Что-то, ради чего он бросил все силы на дальний север, оставив неприкрытым тыл для Юга, который в любой момент может переправить войска через Черную Найгу и пойти на город-столицу Глеофию почти без препятствий. Но что это было?

Бревенчатый забор вырастал, пока гвардейский отряд Филиппа не въехал в распахнутые ворота города. Зима в этом году выдалась малоснежной, и лошади месили грязь. По городу ходил нищий люд. Не все пережили большой голод, а кто пережил, тот походил скорее на скелет, обернутый в тряпье, нежели на человека.

Дорога вела вверх. Кони поднимались и тащили уже опустевшую телегу с фуражом. Следом за ней волочилась повозка покраше – с дорогими тканями, завезенными с юга: арзамас, зунгруновский шелк. Это был подарок Йеве, любимой дочери, чтобы хоть немного скрасить ее офуртские мрачные наряды.

За дозорной башней, укрытой частоколом, тропа виляла резко влево, к еще одним воротам, уже металлическим. Листы железа частично отслоились, заржавели, а створки стража открывала со скрипом. Надо будет приказать смазать петли, запомнил Филипп.

Отряд въехал в крохотный замок. Граф с недовольством осмотрелся. Отовсюду пахло сыростью. Сено на сеновале запрело, покосившиеся стены амбара кое-как отремонтировали, но при следующей снежной зиме они снова обвалятся; дороги не были расчищены, а к той части двора, которую Филипп приказал замостить брусчаткой, еще даже не приступили. Пришлось проверять палкой глубину луж, чтобы повозка с тканями не глотнула грязи по борта.

Лука Мальгерб, этот рыжеволосый детина, в котором живо угадывался сэр Рэй в свои молодые годы, выехал вперед.

– Прибыл граф Филипп фон де Тастемара, хозяин Солрага. Позаботьтесь о лошадях и приготовьте нам стол! – басом приказал Лука.

Он, едва отсчитав три десятилетия, уже гордо нес звание капитана гвардии, назначенное ему Белым вороном по весне. Нес он его с высокомерием, вздернув массивный подбородок, прищурив карие глаза – не было в облике Луки ни простодушия его отца, ни его обаятельной улыбки. Зато была слепая преданность господину и знание своего дела – большего и не требовалось.