По каштановым волосам Мартиана Наура, свисающим паклей на грязную рубаху, стекал пот. Юлиан с сочувствием отметил, что даже после стольких страданий узник все еще был удивительно красив, только красота его теперь стала скорее красотой мученика. Когда по каменному полу застучала трость, Мартиан Наур поднял голову и пустым взглядом уставился на вошедшего советника, гадая, повесят ли его или продолжат пытать дальше. Что ж, он стерпел все муки, но отца так и не выдал…

Илла Ралмантон, хрустнув старыми коленями, присел в кресло, которое стояло в этой пыточной всегда и предназначалось исключительно для него. Он оперся подбородком на пальцы, сцепленные на гранате трости, и мерзко улыбнулся, разглядывая, как сильно опухли ноги узника, как они гротескно посинели.

– Ну, Мартиан, как тебе пришелся по душе союз со змеиным королевством?

И Илла, наклонившись, легонько стукнул тростью по тазу. От этого клубок змей у ног измученного узника ожил и зашипел, а Мартиан тихо взвыл. Он ощутил разливающуюся по отечным ногам боль от укусов. Однако ни слова от него так и не услышали.

– Юлиан, – позвал Илла. – Достань противоядие.

Кивнув, веномансер извлек из своей сумки граненый бутылек и поставил его на табурет около истязаемого, а затем отошел к Дигоро. Дигоро уже без своей обычной спеси неуверенно толкался рядом с выходом в желании побыстрее отсюда исчезнуть.

– Итак, братья Шхог поутру уже дали свои показания и назвали имена, – сказал жестко Илла. – Согласно полученным мною сведениям, ты встречался с братьями перед приездом Бадбы, 15 дня етана, где обсудил детали касаемо союза с Нор’Эгусом и внес взнос на оплату убийцам в размере трех тысяч сеттов. Это подтвердили также твой помощник, Гай Оноре, которые провожал тебя до покоев, и твой камердинер…

– Ложь! – перебил узник. – Этого не было. Оноре со дня Гаара пребывает в Байве!

– По бумагам все было. Показаний уже достаточно, чтобы тебя повесить. И от твоего камердинера Дариния, и от братьев Шхог, и от твоих рабов, поклявшихся на молитвеннике, что слышали твои речи о заговоре против его величества.

Мартиан, загорелое лицо которого стало цвета мрамора, застонал, но не от боли, а скорее от понимания того, что все слуги оговорили его из страха за свою никчемную жизнь. Шипение в тазу прекратилось – змеи ненадолго затихли, лишь переползали по ногам узника и обвивались клубком вокруг его лодыжек. Тот чувствовал касание их скользких тел и боялся даже шевельнуться, чтобы не обрушить на себя змеиный гнев.

– Король попросил провести деликатный опрос, потому что отец твой, Мартиан, он великий архимаг. И доселе тебе не сломали ни одного пальца и не оторвали гениталии лишь потому, что вина твоя не была доказана…

Глаза Иллы довольно заблестели. Сухой рукой, усыпанной перстнями, он развернул документ о приговоре, полюбовался на него, как мать любуется на дитя, и снова свернул, обратил свой взор на узника, который с трудом сдерживал слезы.

– Но сейчас все изменится. Приговор подписан, и вина твоя доказана.

– И когда меня повесят? – глухо поинтересовался узник, уронив голову на грудь.

– Когда мне будет угодно. Когда я узнаю все, что нужно. Доселе в твое сознание не проникали, потому что это было чревато повреждениями души, после которых ты стал бы годен лишь для мясного рынка. Но сейчас все поменяется…

Мартиан вздрогнул и снова поднял свой взор на Иллу.

– Вы не посмеете! Мой отец – Абесибо Наур, архимаг и один из консулов! Вы сами сказали! Вы не смеете залезать мне в голову, как к какому-нибудь рабу. Это вне закона!

– Я же сказал, что тебе уже вынесен приговор усилиями показаний твоих слуг, которые продали тебя, чтобы спасти свои гнилые душонки. Теперь ты не горожанин Элегиара, Мартиан, а изменник, покинутый всеми. Ты – мертвец.

В узилище наступила тишина, одни лишь змеи шипели и терлись чешуйчатыми телами друг об друга.

– Но ведь ты не по своему желанию отправился на сговор с братьями Шхог и их отцом? – спросил вкрадчиво советник.

– По своему…

– Нет, – улыбнулся плутовато Илла. – Ты действовал с подачи отца, верно же? Твой отец прикрылся тобой, использовал в переговорах, дабы скрыть свое лицо. Не ты этого желал, а Абесибо.

Мартиан смолчал, но все же ненадолго, получив очередной укус, поднял глаза к противоядию.

– Если ты думаешь, Мартиан, – продолжил давить советник. – Что ты поступаешь во благо, прикрывая своего отца – ты ошибаешься. Ты лишь разменная монета в его интригах. Ненужная вещь, негодный сын, слишком тряпочный для того, чтобы продолжить деяния такого известного рода ученых…

– Мой отец не виновен!

– Твой отец вчера прилюдно отказался от тебя, чтобы снять с себя подозрения! Он написал отказную! Ты больше не Наур в его глазах!

Мартиан замер. Наступила тишина. Только змеи ворошились у его ног, шипели и переползали с ноги на ногу. Наконец, он не выдержал. Будто что-то сломалось внутри него, и узник тихо заплакал. Заплакал, как самый несчастный в мире человек, преданный семьей, ради которой терпел все беды.

Вздохнув, Юлиан отвел взор от мук Мартиана – при всей своей ненависти к роду Науров он искренне сочувствовал их младшему отпрыску, чувствуя с ним странную душевную близость. Однако это жизнь… В ней проигрывает самый неприспособленный, самый благородный, и кто знает, какая участь постигнет Юлиана с его таким же бесполезным благородством.

Подобная сцена Иллу, кажется, в противовес, воодушевила. И он придвинул кресло поближе к плачущему узнику.

– Я могу уменьшить твои страдания и приказать убрать змей с ног. Противоядие снимет отек и уменьшит боль. Тебя не будут пытать, Мартиан, и в твое сознание не станут проникать, уничтожая личность, если ты все расскажешь. Сейчас. Честно. Я предложу это только один раз, из сочувствия к тому, что ты был предан отцом, который тебе уже не отец.

– Да что вы знаете о семье! Вы – убийца, палач, сеятель мести! Мой отец – невиновен в отличие от всех вас!

Юлиан и Дигоро переглянулись, а Мартиан, ответив, снова потерялся в своих страданиях.

Илла выждал минуту, не дольше. Затем, с улыбкой поднявшись, он небрежно смахнул тростью склянку с противоядием. Та упала на пол и разбилась под измученным взором узника. Советник величаво направился к выходу, шурша подолом мантии. Уже на выходе он бросил истязателям:

– Зовите чтеца. Я не собираюсь тратить свое время на этого благородного идиота.

Один из мучителей Мартиана поднялся, усмехнулся и ударил со всей силы по тазу. Таз заходил ходуном. Змеи внутри него испуганно заизвивались, зашипели и с новой силой принялись кусать несчастного заключенного.

Илла же в сопровождении своих веномансеров покинул отделение тюрьмы и отправился, хромая, в Коронный дом, в башню, где в отшельных комнатах, предназначенных для отдыха, его уже ждал Викрий.