Лисияр вздохнул и вышел, неслышно ступая. Мягко стукнула калитка.

Аптекарша сняла засов и распахнула дверь. На пороге стоял Кристиано.

Сердце глухо стукнуло у самого горла. Не отводя взгляда от лица пришедшего, Нина отступила к столу. Кристиано вошел, аккуратно прикрыл за собой дверь.

– Куда же ты пропала, Нина? Я уже не знал, куда кинуться.

Нина молчала, на глазах у нее показались слезы. Кристиано помолчал, сделал шаг вперед.

– Расскажи, что с тобой приключилось. Нашла ли ты кольцо?

Аптекарша медленно выдохнула, утерла слезы. Указала ему на скамью, сама села напротив. Взгляда от Кристиано не отводила.

– Нашла.

– Как тебе удалось?! Где оно? – вскочил Кристиано.

Она молчала. В груди опять боль расцветала угольком, но слезы высохли. Глаза мужчины беспокойно обежали аптеку, он вгляделся в лицо Нины.

– Отчего же ты не радуешься? Где кольцо, Нина?

– Кольцо во дворце. Я отдала его великому паракимомену.

Лицо Кристиано изменилось, застыло. Изменился и голос. Стал жесткий, чуть протяжный, дрожащий от едва сдерживаемой ярости.

– Что же ты наделала?! Как ты теперь Винезио спасешь?

– А откуда его спасать надобно? Из лупанария Аристы? Так ему там вроде неплохо, – бесцветным голосом произнесла Нина.

Кристиано поднялся со скамьи. Рука его нырнула под плащ. Нина усмехнулась.

– Убить меня хочешь? – она пожала плечами. – После того, что я вчера увидела и услышала, жить мне не хочется боле.

– О чем это ты?

Нина, будто не слыша его, продолжала:

– Что ты и Никанора, и Митрона убил, я уже поняла. На плаще-то у тебя дыра вон с краю. Ровнехонько тот лоскуток, что я у Митрона в каморке нашла. Мне бы раньше догадаться, ведь у Гликерии на дворе я видела, что плащ у тебя порван. Спасибо Анастасу – вспомнился мне и запах твоего плаща, и дыра на нем.

– Ты не в своем уме, Нина. Я же тебя от грабителей спас.

– Это вы хитро придумали. Я поверила тебе, – голос Нины звучал глухо. – Только когда жених мой ненаглядный вслед за тобой в комнату вошел, тут мне все понятно стало. Услышала я, как Винезио жаловался, что притомился он в лупанарии-то прятаться. Спрашивал, когда ты его уже отпустишь. Услышала, как ты сухорукому приказывал у Гликерии меня поджидать. Оказывается, это ты его господин. И служит он не принцу вашему, а тебе.

Она сжала кулак, вонзая ногти в ладонь, продолжила:

– И как ты сказал про то, что должно быть сделано. Может, вы и дальше что говорили, да только я уже слушать не могла.

Нина подняла на собеседника глаза:

– Скажи мне только, как ее звали?

Кристиано замер. Лицо его потемнело, плечи ссутулились. А Нина, не отводя от него взгляда, понизила голос:

– Как звали ту девицу, что ты сжег заживо? Ты ведь не про сухорукого мне рассказывал. Это ты тогда обгорел! Я видела ожоги на твоем теле. Как ее звали?!

Кристиано на мгновение прикрыл глаза.

– Лоана… Ее звали Лоана, – голос его звучал безжизненно.

– Гореть тебе в аду, Кристиано. И за нее, и за меня. Нет в тебе ни души, ни сердца. – Нина взялась за ворот туники, покачала головой. – Только прежде, чем меня убьешь, поведай, как ты Винезио подкупил? Что предложил ему, чтобы он вот так в адово пламя меня бросил без сожаления? Я ведь его мужем своим видела, всю душу ему отдала, едва не погибла. А он… в лупанарии с девками отсиживался, – голос ее сорвался.

Она обняла плечи руками, чтобы унять дрожь.

Кристиано поморщился:

– Тебе не идет быть жалкой, Нина. Нам сильно помогло известие о том, что у дочери имперского шпиона в любовниках генуэзский купец. А найти, чем его припугнуть и соблазнить, было нетрудно. Ты, видать, не знала, что Винезио уже женат?

Нина от таких слов съежилась, едва сдержав стон.

Кристиано, видя, как ранит он ее каждым словом, продолжил:

– Он женат на дочери патрона совета Генуи. Если бы с его помощью мы получили кольцо, его бы тоже выбрали в совет Генуи. Слово Папы Римского и там имеет вес. А таких, как ты, у Винезио в каждом портовом городе… – он пожал плечами.

Боль в груди звенела натянутой тетивой.

Нина прошептала:

– А ты на такое коварство как пошел? Ради чего ты меня растоптал?!

Он равнодушно пожал плечами:

– Я – воин. Грешил безоглядно, пока однажды меня не настигла божья кара. Из бездны боли и отчаяния меня спас его святейшество. Он вложил мне в душу веру, а в руки – оружие. И отправил на защиту святой церкви. Я выполнил немало его тайных поручений. И нет у него слуги преданнее, отважнее и сильнее, чем я.

Вздохнув, он добавил:

– Святой Церкви понадобились реликвия не для того, чтобы доказывать свою избранность. Его святейшество обменяет это кольцо на свободу церкви и Рима от притязаний никчемного Альбериха. Император Оттон обещал Вечному Городу защиту в обмен на эту реликвию. Сама видишь, что значит жизнь одной аптекарши, когда судьба всей церкви зависит от этого кольца?

Он помолчал, потом негромко произнес:

– Прости меня, Нина, если можешь. А не можешь – за меня есть кому молиться, – он усмехнулся.

– Ответь только, почему я вам понадобилась? Неужто сами вы, мужчины, справиться не могли? – Нина хотела разозлиться.

Так он воина святого из себя изображает, прикрывая разбой и убийства высоким предназначением?! А она ведь и правда едва не полюбила его. Но сил злиться больше не было. Устала.

– Когда я обнаружил, что кольца ни в кошеле, ни в поясе, ни в плаще этого шпиона нет, нам пришлось заняться поисками. Мы опасались, что кольцо уже во дворце. А ради Винезио ты и из дворца сумела бы кольцо выкрасть. Ведь выкрала бы? – усмехнулся он.

Она опустила голову. Кристиано вздохнул и шагнул к ней.

– Но что должно быть сделано – будет сделано. Зря ты отдала кольцо, Нина… – Проникший в окошко луч утреннего солнца блеснул на обоюдоостром клинке украшенного камнями кинжала.

Нина выпрямилась, закрыла глаза, зашептала одними губами: «Владыко Христе Боже, Иже страстьми…»

Но услышав булькающий звук, подняла взгляд.

Кристиано стоял, схватившись ладонью за шею и вытаращив глаза. Между пальцами его торчало короткое тонкое копье. Кровь струилась, пропитывая ткань плаща.

В следующую секунду Кристиано рухнул на пол аптеки. Кинжал выпал из его руки и звонко ударился о каменные плиты пола.

Нина, не веря в то, что произошло, ошарашенно повернула голову в сторону входа со двора. Там стоял Салих, небрежно прижимая к стене Лисияра.

– Вот ведь падаль какая, –