class="p1">– А в чём, собственно, дело? – поинтересовался Зверев, инстинктивно втягивая шею в плечи.

– Я видел, как вы только что ударили вон того парня! Предъявите документы, по-хорошему прошу.

Зверев начал шарить по карманам, судорожно соображая. Предъявить своё удостоверение он не мог. Если МГБ занялось им всерьёз, на него наверняка уже разосланы ориентировки по всем отделениям. Слава богу, что этот старшина был из районного отделения и вряд ли знает его в лицо. Провозившись не меньше минуты, Зверев пожал плечами и сделал возмущённое лицо:

– О чёрт! Похоже, этот щенок вытащил у меня бумажник!

Зверев продолжал стучать себя по карманам, наблюдая хвост уходящего поезда, идущего на Москву. Часы над головой показывали девять тридцать девять.

– Что вы говорите? – делано изумился старшина. – Документы он у тебя тоже вытащил?

– Что? Документы? – Зверев снова полез в карман. – Точно… и документы вытащил! Ты только подумай, старшина! Вот же дрянь какая!

Милиционер подошёл ближе.

– В таком случае вы должны пройти со мной в отделение, чтобы написать заявление.

– Зачем? Не нужно никакого заявления. Это же Лёха, племянник мой! Это он шутит так. Вечером приду домой и уши ему, стервецу, надеру! Будет знать, как чужие вещи брать.

– Лёха?… Племянник? Да что ты говоришь? Старшина крутанул ус и покачал головой. – Шутит он у тебя так…

– Шутит, шутит, – поддакнул Зверев.

– А ты ему за это уши надерёшь?

– Надеру! Непременно надеру!

– Видел я, как ты ему уши давеча крутил! Как только руку не сломал. Да-да, видел я всё, что ты тут вытворял. Парень-то после общения с тобой еле ушёл. Хромал, точно ему вагоном ноги переехало.

Наконец-то диспетчер объявил о прибытии. Зверев снова посмотрел на часы, поезд показался сквозь дождевую пелену.

– Ладно! Шутки кончились! – Старшина снова огладил усы, и лицо его вмиг стало суровым. – Гражданин, опустите шарф! Я хочу видеть ваше лицо!

Зверев нехотя стянул с себя шарф и глупо оскалился.

– Паша? Вот так встреча! А я смотрю, ты или не ты! А ты что здесь делаешь?

Зверев оглянулся, в нескольких шагах от него стояла Зиночка.

– Ты же вроде бы с мужем была? – сказал Зверев, чтобы сказать хоть что-то и выиграть время.

– А мой Герочка уехал! Да-да… уехал в командировку, в Москву. Так что до выходных я совершенно свободна, – Зиночка многозначительно улыбнулась и словно бы только сейчас заметила старшину и одарила его надменным взглядом. – Что вам нужно, товарищ? Какие у вас вопросы к Паше?

– К Паше? Значит, его зовут Паша! Очень хорошо, ну а фамилию вашу, гражданин, мы в отделении выясним, – пробасил старшина. – Пройдёмте! Поскольку у вас нет документов, вы задержаны для выяснения личности.

Глаза Зиночки округлились.

– Что вы такое несёте, милейший?

– А вы бы не вмешивались, гражданочка! – старшина козырнул и нахмурился ещё сильнее.

– Кого это вы тут собрались арестовывать? – Зиночка распалилась не на шутку. – Да вы хоть знаете, кто это?

– Я пока что никого не арестовываю. Этот гражданин задержан мной и проследует в отделение для выяснения личности.

Зиночка была чуть ли не на две головы ниже своего собеседника, но со стороны было трудно сказать, кто из этих двух одерживает верх. Зиночка держала в руках зонт и не замечала, как капли с него стекают старшине на фуражку.

– А чего тут выяснять? Это Зверев! Он милиционер, такой же как вы, только он старший… Я не знаю! Он начальник чего-то там… Зверев, ты совсем язык проглотил. Объясни же ему, кто ты такой.

Зверев тем временем напряжённо заглядывал в окна идущего мимо него поезда. Счёт шёл на минуты. Поезд уже сбавил ход. Увидев седьмой вагон, Зверев шагнул к нему. Старшина тут же ухватил Зверева за рукав и положил руку на кобуру.

«И зачем я только связался с этим фиксатым, – подумал себя Зверев. – Отдал бы ему пачку и всё, а он, видишь ли, не удержался…»

Всё, что произошло потом, заняло не более полминуты.

Зверев ударил милиционера в солнечное сплетение, тот крякнул и согнулся вперёд. Фуражка с его головы упала в лужу. Зверев налетел, и его кулак обрушился на бритый затылок. Старшина рухнул на перрон. Зиночка закричала, народ шарахнулся в сторону, вдалеке раздался свист. Метрах в полста от Зверева появились ещё двое в форме. Увидев, что старшина стоит на коленях, держась за голову, ещё два милиционера бросились к Звереву, расталкивая прохожих и выхватывая на ходу оружие. Зиночка продолжала визжать. Зверев вытянул шею. Наконец-то он увидел того, кого так долго ждал. Зверев схватил Зиночку за плечи и легонько тряхнул:

– Видишь парня в надвинутой на глаза кепке?

Зиночка вся тряслась и мотала головой. Зверев силой повернул женщину и указал на одного из пассажиров, только что покинувших седьмой вагон.

– Ступай к нему и передай, что через час я буду ждать его в том самом месте, где прятали Розу!

– Паша, прекрати! Прекрати сейчас же! Какую ещё розу? – верещала насмерть перепуганная Зиночка. – Я ничего не понимаю!

Зверев поднял голову, двое в форме приближались, времени объяснять что-то ещё у него уже не было. Зверев оттолкнул Зиночку и бросился по перрону. За его спиной, не умолкая, верещала трель милицейского свистка.

Глава вторая,

в начале которой Зверев усиленно борется со сном, а в конце грозится взорвать несуществующую гранату

Уже под самое утро на город опустился густой туман. В тусклом свете фонаря всё казалось неподвижным, и лишь обрывок сорванной кем-то театральной афиши, свисая со столба, одиноко мелькал на осеннем ветру. Залаяла собака; подвыпившая компания с криками ввалилась в арку соседнего дома и будто бы растворилась в темени двора; громко звякнув, по кольцевой в очередной раз прогромыхал ночной трамвай, и снова всё стихло.

Возле поворота на Свердлова у дома номер три, как раз напротив здания Управления милиции, словно притаившись в зелени рябин, стояла серая машина, в которой сидели три человека. Майор Душков, начальник ОББ Центрального района – тот самый, что помогал Звереву при освобождении Розы Ковальской, сидел за рулём шестьдесят первого ГАЗа и клевал носом. На заднем сиденье, приоткрыв рот и откинувшись на спинку, тихо посапывал Веня Костин, время от времени что-то бурчал сквозь сон и причмокивал губами.

Зверев сидел справа от Душкова и напряжённо вглядывался в туман.

Несколько раз он доставал из кармана «Казбек», папиросу, мял её, нюхал и после этого снова засовывал в пачку. Всякий раз, когда его веки начинали опускаться, он кусал губы, тёр ладонями уши или же, намочив водой из фляжки носовой платок, протирал им