рассмеялся Веня. – Это нам ещё Свистунов вдалбливал.

– А я что говорю!

– Постойте, а если бы Пшеничный позвонил Дорохову?

– Не позвонил бы!

– Но почему?

– Потому, что Леночка сказала ему, что нас всех отпустили, а Дорохова арестовали.

– Дорохова арестовали?

– Так сказала Леночка!

– Но за что?

– Веня, да какая разница? На самом деле никто его не арестовывал! Всё это блеф, дружище! Ты же картёжник! Мне ли тебя этому учить?

Веня закинул на затылок кепку, почесал подбородок пистолетом и покачал головой:

– Ловко вы всё обставили! А как же вам удалось убедить Леночку нам помочь? Она хотя бы понимает, чем рискует?

Зверев нахмурился и тоже вынул пистолет.

– Наверное, она это сделала ради Корнева, или нет?

Зверев почувствовал себя неловко.

– Не знаю! Она сама вызвалась помочь. Я её не принуждал.

Они какое-то время молчали.

– Я знаю, что вы вините себя за смерть Насти. Но вы делаете это напрасно, – вдруг словно бы ни с того ни с сего сказал Веня.

Зверев стиснул зубы – боль в спине снова напомнила о себе.

– Не напрасно! Я послал её в Печоры, и вышло всё так, как вышло! Я виноват и должен искупить вину!

– Вы послали с Настей меня! – воскликнул Веня. – Я должен был её охранять, а я не справился. Если кто и виноват в её смерти, то это я!

– Теперь не важно, кто виноват! Ты… я… кто-то ещё!

– Как не важно? А что же тогда важно?

– Важно лишь одно: мы знаем, что её убийца здесь, за этой стеной, и если мы с тобой не в силах вернуть Настю, то мы, по крайней мере, способны покарать того, кто лишил её жизни!

Зверев не смотрел на Веню, а пристально вглядывался вглубь коридора, рассматривая заветную дверь. Ну же, выходите, сволочи. Давайте, я знаю, что вы здесь. Оба здесь. От волнения на лбу выступил пот, боль в спине, которая донимала его последние дни, куда-то ушла. Несмотря на то что он ждал этого, появление человека в форме заставило Зверева вздрогнуть.

Из глубины тёмного коридора Зверев сумел хорошо рассмотреть «капитана».

Мужчина был плечист и хорошо сложен. Его кожа даже в свете мерцающего фонаря казалась бледной и, несмотря на уже довольно зрелый возраст – около сорока, не имела ни единой морщинки, очевидно оттого, что этот человек наверняка очень редко хмурился и улыбался. Серые глаза под тяжёлыми тёмными бровями казались пустыми и бесстрастными. Фуражка на ночном визитёре была слегка заломлена на бок, на кителе виднелись тёмные пятна от пота, на сапогах просматривался толстый слой пыли. В руках мужчина нёс сверток, завёрнутый в холстину и перевязанный бечёвкой.

Лишь только «капитан» миновал середину лестничного пролёта, Веня вышел из своего укрытия и громко крикнул:

– Стоять! Руки вверх… – и после этого уже немного тише зачем-то добавил: – Хэнде хох!

Ни один мускул на лице «капитана» не дрогнул, он даже и не подумал сбавить ход.

– Ты кто такой? – спросил «капитан».

Очевидно озадаченный таким спокойствием «капитана», Веня попятился назад и упёрся в стену. Пистолет, который Веня держал двумя руками, ходил ходуном.

– Стоять! Стоять, кому говорю? – в голосе Вени послышались совсем уже тревожные нотки. Он вопросительно посмотрел на нишу, в которой укрылся Зверев. – Стоять, не то буду стрелять!

Когда между ними осталось не больше пяти шагов, «капитан» вдруг резко швырнул в Веню свёрток. Веня снова шарахнулся назад и выстрелил. Пуля ударилась в бетонную стену, а «капитан» ухватил парня за рукав. В этот момент Зверев, который наблюдал всё это из тёмной ниши, нажал на спусковой крючок.

Грохот выстрела отразился от стен, «капитана» швырнуло в сторону. Всё ещё держа Костина за рукав, он сполз к нему под ноги, едва не утянув за собой. Только сейчас, немного придя в себя, Веня выдернул руку и отступил. Вдали раздались крики, послышался топот сапог. Зверев рванулся вперёд, присел возле упавшего на бетонный пол «капитана» и коснулся рукой его шеи.

– Ну вот и всё, – сказал он, не ощущая биения пульса, – отбегался.

Во всех коридорах зажёгся свет. Зверев достал носовой платок, через него, чтобы не оставлять отпечатков, достал у капитана из кобуры пистолет и вложил его в руку мертвеца.

– Чтобы не было лишних вопросов.

Пшеничный в сопровождении двоих сотрудников охраны показался на этаже. Зверев замахал рукой, приказывая укрыться.

– Ну Зверев… ну ты и гад, я тебя, значит, пустил, а ты… Что это? О чёрт? Ты что же, пристрелил капитана из МГБ? – застонал Пшеничный.

– Это не капитан, а оберштурмфюрер СС! – пояснил Зверев. – Если перестанешь скулить, в рапорте укажу, что ты проявил геройство при задержании нацистского преступника.

– Нацист? Откуда здесь нацисты?

– Откуда-откуда, из Германии, по всей видимости. А теперь закрой рот, нужно взять второго. Эй ты, твой приятель мёртв! – крикнул Зверев. – Если не хочешь последовать за ним, брось на лестницу оружие и выходи с поднятыми руками.

Из-за приоткрытой двери, ведущей в подвал, не было слышно ни звука.

– А может наш Фишер его того? Забрал икону и… – Веня чиркнул ногтем по горлу.

– Не стал бы он его убивать, а иначе как бы он отсюда вышел? – сказал Зверев вполголоса и снова повысил голос: – Выходи, Тень, или как тебя там? Всё кончено! Выходи, не то гранату брошу.

Зверев подмигнул всё ещё слегка ошалевшему Вене, за дверью послышалась возня.

– А ну!!! – рявкнул Зверев что было сил.

– Не надо гранату! Я выхожу, – послышалось из-за двери.

Дверь приоткрылась, на лестницу упал табельный наган и через приоткрывшуюся щель все увидели полноватое лицо майора Свистунова.

Глава третья,

в которой преступник делает признание

Корнев устроился за столом. Он восседал, прямой как жердь, положив руки перед собой, его пальцы были напряжены и сцеплены в замок. Шувалов и Славин сидели у стены, а Веня Костин устроился на излюбленным зверевском диванчике из красного дерева. Часы на стене громко тикали.

Резник сидел в уголке на стуле и сурово поглядывал на присутствующих. По его лицу казалось, что ему было скучно. Он то и дело прикрывал рот рукой, будто бы зевая, хотя периодически подёргивающая щека и сцепленные в замок пальцы говорили о том, что Резнику далеко не безразлично всё, что происходило в кабинете.

На отдельном постаменте, на специально привезённой подставке в углу под портретом Ленина стоял тот самый «Святой из Вифсаида». Апостол Андрей, апостол «рыбак», наречённый Первозванным за то, что был первым из тех, кого призвал за собой Христос. Выполненная сотни лет назад на специальной доске, особенными красками мастером своего дела икона