центра голосовать за законопроект явилось непосредственной причиной успеха. Тирпиц наотрез отказался принять враждебность общественного мнения как неизменный факт и под нажимом Вильгельма начал кампанию по изменению положения.

«Мы организовывали встречи и лекции и старались как можно больше контактировать с прессой. Мы устраивали поездки на побережье и показывали корабли и пристани. Мы обратили внимание на школы и привлекали авторов, чтобы они для нас писали. Результатом стало множество романов и памфлетов. Министерство образования выделило для школ призы».

Месяцем позже был принят первый морской закон. Круги, близкие к фон Штумме и Круппу, сформировали морскую лигу. Тирпиц вначале с некоторым опасением относился к ее энтузиазму, но скандалы в руководстве позволили морскому министерству взять ее под свой контроль (что было нежелательно, по мнению пангерманских кругов), и она стала играть ведущую роль в пропаганде, снабжаемая средствами изготовителями оружия. Оценивая ответственность за произошедшее, следует помнить, что Вильгельм, Бюлов и Тирпиц намеренно внедряли в сознание немцев мечты о военно-морском могуществе. Эти люди, предоставленные сами себе, могли и не поддержать своих лидеров, без чего невозможно было обойтись для исполнения задуманного. «Мы не хотим никого оттеснять в тень, – сказал Бюлов в своей первой речи в рейхстаге, – мы требуем свое место под солнцем». «Трезубец, – заявил Вильгельм примерно в то же время, – в наших руках»; и немного позже: «Наше будущее – на воде».

Успех «новых метел» произвел два выраженных эффекта на внутреннюю политику Германии. Во-первых, недовольство Вильгельма рейхстагом стало меньше, после того как ему разрешили его вожделенные корабли. Он продолжал разговаривать о ликвидации всеобщего избирательного права и о призвании армии к дисциплине. Однако главный стимул к действию исчез, а трудности становились все более очевидными. Но во-вторых, любовь к отечеству, которая среди прусской элиты всегда ассоциировалась с военными достижениями, начала обретать второй элемент. Для средних классов Второго рейха германский флот был не только символом единства в сфере обороны (ведь, строго говоря, «германской армии» не существовало; были прусская, баварская, вюртембергская и саксонская армии), но также инструментом, с помощью которого их нация вознесется к величию не только на европейском, но и на мировом уровне. Новому поколению надоело слушать о том, что сделала армия для рождения Германской империи. Новые территории, на которых ему предстоит действовать, вероятнее всего, находятся за морями. Чаще заговорили о «прорыве Германии к мировой державе». Макс Вебер в 1895 году сказал, что «объединение Германии было юношеской сумасбродной выходкой, совершенной нацией в память о своем прошлом и от которой из-за ее дороговизны следовало бы лучше воздержаться, если бы ей суждено стать завершением, а не исходным пунктом проведения немецкой политики создания мировой державы». Фридрих Науман, трансформировавший идеи Стекера в более популярные формы, опубликовал в 1897 году свой «Национал-социалистический катехизис», в котором ответил на вопрос «Что такое национализм?» так: это «попытка германского народа распространить свое влияние по всему земному шару». Аристократия могла претендовать на привилегированные отношения с кайзером, но именно в рядах среднего класса его энтузиазм нашел самых восторженных почитателей.

Единственной полностью оперившейся мировой державой, находившейся за пределами досягаемости германской армии, была Британия, где, естественно, с подозренем относились к росту мировых амбиций Германии. Способность Британии навязывать свою волю миру девятнадцатого века явилась случайностью истории. Это был совокупный результат поражения всех других морских держав в Наполеоновских войнах, ее временного главенства над другими странами в экономическом развитии и выхода политики с европейской сцены на мировую. Последнее было побочным продуктом применения пара и электричества к коммуникациям. Но Pax Britannica не мог не быть рано или поздно оспорен. Никакие гарантии мира не заставят многие государства подчиниться длительному превосходству одного. Оценить сравнительную долговечность разных элементов современной сцены всегда сложно, и многие британцы в конце века сказали бы, что господство их нации – такая же устойчивая черта современного мира, как паровой двигатель. В этом они были бы правы, хотя и не совсем таким образом, как представляли себе. Ни одна ведущая сила не сдаст добровольно свои позиции, пока обстоятельства не сделают этот процесс неизбежным, а многие не согласятся на это даже тогда. Люди, говорившие, что мир достаточно велик и может вместить и Британию, и Германию и Германия может получить, что хочет, без войны, вероятно, были бы правы. Но чтобы действовать на основании такого убеждения, нужна проницательность, вера в благоразумие и повсеместное распространение рациональности, что человеку не дается легко. Вместо этого новая экономическая депрессия в 1894–1898 годах положила начало новой волне беспокойства в Британии. Первая популярная газета, «Дейли мейл» Альфреда Хармсуорта, активно привлекала внимание британской общественности к германской конкуренции. В 1897 году лайнер «Норддойче Ллойд»[32] «Кайзер Вильгельм дер Гроссе» завоевал Голубую ленту Атлантики. «Кунард»[33]вернул ее только через десять лет. Многие авторы указывали на подтекст телеграммы Крюгеру и первого морского закона, и, наконец, в 1897 году «Сэтердей ревью» завершила статью призывом к превентивной войне: Carthago delenda est[34]. Статью мог написать американец. И она определенно не выражала взгляды кабинета. Но мнение распространилось и укоренилось: отношения с Германией являются большой проблемой.

Июнь 1897 года, бриллиантовый юбилей правления королевы Виктории. Вильгельм имел все основания ожидать приглашения на празднование и для верности уведомил об этом свою мать. Но принца Уэльского тревожила эта идея. «Хотя германский император – внук королевы, будет большой ошибкой, если он окажется единственным приглашенным главой государства. Он прибудет с огромной свитой, начнет все устраивать по своему желанию, и возникнут бесконечные проблемы. Его королевское высочество уверен, что королева пожалеет, если уступит». «Нет ни малейших опасений, что королева уступит. Приезд германского императора в июне не состоится по многим причинам». Таким образом, было объявлено, что главы государств не будут приглашены, поскольку королева не сможет развлекать их, как ей бы хотелось.

Колониальная конференция, проходившая в июне – июле 1897 года в Лондоне, помимо всего прочего, проголосовала за денонсирование торгового договора, подписанного Британией в 1865 году с Zollverein, таможенным союзом Германии, который до сих пор регулировал торговые отношения между странами. Поскольку он обязывал обе стороны предоставлять друг другу режим наибольшего благоприятствования на всех своих таможенных территориях и был заключен за два года до того, как Акт о Британской Северной Америке сделал Канаду независимой, германское правительство имело право жаловаться, что канадские преференциальные пошлины на британские товары нарушают соглашение. Но реакция Вильгельма на денонсацию была иной. Он заявил, что этого никогда бы не случилось, если бы германский флот был достаточно силен, чтобы внушать уважение. С тех пор продолжение использования британцами режима наибольшего благоприятствования в