– В любом случае, – вмешалась Бонни, – тут уже ничего не поделать. Цветок уже определился, а дух знает, что это за цветок.

– Призрак, – рассеянно поправила Маркарет, – дух – это сущность, которая скитается по той стороне и не пытается вернуться обратно. Его можно вызвать, его можно заметить около человека в течение девяти дней после смерти… А у нас тут явно призрак: сильная сущность, которая нашла способ зацепиться за этот мир. И даже способна приобретать осязаемую форму! Вряд ли многоуважаемая бабушка является в какое-то конкретное место: умерла же она не здесь. Нет, если уж призрак действительно существует, то является человеку, то есть Елании, и к Елании же она привязалась. Вроде бы место можно освятить, а вот с человеком… Елания, не хочешь искупаться в святой воде?

Я чуть не приняла ее слова всерьез, так мне хотелось, чтобы у проблемы было такое вот простое решение… Но, увидев в ее глазах насмешку, невольно надула губы: обидно!

– Хватит трепать ее полное имя, – вмешался Щиц, – понимаю, что у вас, прекрасная тайе, есть запасное, но у Эли нет.

– Это предрассудки, – отмахнулась Маркарет.

– Чем древнее магия, тем больше она похожа на суеверие; чем древнее магия, тем она сильнее.

Маркарет склонила голову набок, посмотрела на Щица долго и изучающе.

– Целоваться не пробовал, ортодокс?

Щиц явно не понял. И Бонни тоже, правда, наверное, не поняли они разные части. Она плюхнулась на кровать рядом со мной и прошептала:

– А что такое ортодокс?

– Человек, который… – я задумалась, – слепо придерживается обрядов?

Я и сама не была уверена в значении слова, но признаваться в этом Бонни не хотелось, так что я спросила прежде, чем Бонни задала еще вопрос:

– А зачем ему целоваться?

– Разве не так снимают проклятия в сказках? – спросила Маркарет с деланым изумлением. – Зачем идти сложным путем, если всегда можно найти какую-нибудь любовь?

– Это не… – возразил было Щиц, но Маркарет его перебила.

– Если веришь в магию имен, то будь добр верить в истинную любовь. И что она тебя найдет и спасет. А то тут веришь, тут не веришь, там… – она пощелкала в воздухе пальцами, – как у вас в народе говорят?

– Рыбу заворачиваешь? – предположила Бонни.

– Эй, – вмешалась я, – хватит издеваться над Щицем. Я в жизни встречала только одного парня, который говорил, что верит в истинную любовь, и он…

– …До сих пор не может поверить, что она кончилась? – хихикнула Маркарет. – Все знают про твоего Элия.

– Эй!

– Но если без шуток, – вздохнула Бонни, – то, Щиц, тебе и правда стоило бы об этом подумать. Против лома нет приема…

– Угу, обязательно, – кивнул Щиц, – но если вы не забыли, то у нас тут, ну, неотложное дело…

– Я не понимаю, почему вы так всполошились, – высокомерно заявила Маркарет, – просто сообщите старшим ведьмам. Они должны защищать учениц…

– Сообщали уже, – нахмурилась Бонни, – и послали нас далеко и надолго. Сказали, что у нас богатая фантазия.

– Я и сама до сих пор была не уверена, что это был не просто сон, что уж говорить о преподавателях, – поддакнула я, – а чем мне вообще грозит перевод бабушки через дорогу? В книгах пишут какую-то чушь.

– Не знаю, – ответила Маркарет, – она и так уже призрак, значит, смогла закрепиться и без твоей помощи… Призраки – бестелесные магические сущности и этим очень сильно ограни…

– Каждый призрак хочет тело! – вдруг воскликнула Бонни, глядя на меня огромными испуганными глазами. – Каждый! Собственное! Живое! Чтобы жить еще!

– В таком случае Эле стоит это ей позволить, – вмешался Щиц, – одержимость легко лечится. Сложнее всего будет провести на территорию академии монаха…

Но ничто не мешает Бонни отвести меня в монастырь. Опоить, если уж мое тело вдруг вздумает сопротивляться… рискованное, но интересное реше…

– Но я призвала ее дух! Элин дух! Туда, в избушку! У нее душа в теле совсем не держится, она ведь живая, а я смогла! – Бонни вскочила и заходила туда-сюда по комнате, размахивая руками. – Я почти не заметила сопротивления!

– …Какую избушку? – спросила было Маркарет, но ее не услышали.

– Бабка просто выпихнет ее из тела! Как излечить одержимость, если в теле только одна Душа?

Рано я обрадовалась. Видимо, легких путей мне бабуля не оставила, земля ей пухом… и что же ей там не лежится?!

– И кровь родная… Значит, велика вероятность, что тело само новую душу не отторгнет, и та… приживется… – протянул Щиц. – Как тебе, кстати, вообще в голову такое пришло, Бонни, призывать Элю?

– Я призывала ее бабушку! Вот!

Бонни достала из кармана драного фартука золотой медальон в форме сердца. Огромный.

Вульгарный. Я такое в пять лет очень любила, и в семь уважала, и в девять носила с удовольствием, а потом однажды поняла, почему тетенька смотрит так… презрительно на мои звенючие золотые браслеты.

Он здорово смахивал на тот титул, что папенька когда-то купил… Хотя как медальон может быть похож на титул? Что-то я устала, вот в голове все и путается…

Тело, занять мое тело? Я приняла это как факт и почти не вдумывалась в смысл, но… О чем они все-таки говорят? Оно же… мое? Оно же… я и есть?

Сложно осознать такое. Даже после всех моих… «духовных странствий». Я одновременно и понимала все, и нет. Какая-то часть меня просто не хотела ничего понимать. Хорошо, что наконец-то проснулась и другая часть, которая лихорадочно обдумывала варианты.

– Каркара его заметила и принесла мне, – пробормотала Бонни, нажимая на какую-то выступающую завитушку на этом несуразном «украшении».

Медальон распался на две половинки, и Бонни достала каштановую прядь, перевязанную красной ниткой.

– Вот! Эля вообще рыжая, как я могла подумать, что призовется ближайший родственник, а не сама обладательница волос? Там еще записка была, любовная.

Она снова зашарила по карманам и, наконец, вытащила пожелтевший клочок бумаги.

– Алита Нарински Жершеру М. Горке на долгую память, – прочитал Щиц, живо выхватив доказательство странных предпочтений моей бабушки у Бонни из рук, – хм, он яталиец, что ли?

– Какая разница, какие у деда Жешека корни, – отмахнулась Бонни. – На моем месте кто угодно бы подумал, что тут прядь бабушки Эли!

– В девичестве Нарински, – кивнула я.

И слава богу, что она так и не стала Горке. Не хотела бы я, чтобы мне по наследству передался его прикус!

Я скривилась, вспомнив, как дед Жешек выглядел в нашу предпоследнюю встречу. В последнюю он лежал трупом, так что об этом и думать не стоит: от мертвых сложно требовать надлежащего внешнего вида.