- Не верю, - произнес Хозяин Топей, глядя на меня. Болотный огонек постоянно витал возле моего лица.

- Он меня заста… - начала я, проклиная грибы.

- Хочешь верь, хочешь не верь. Коли сама не уйдет, то никто кроме меня власти над ней не имеет, - развел руками Леший, улыбаясь. И снова нечисть за меня разборки устраивает!

- Ладно, - внезапно послышался голос Хозяина Топей. Он усмехнулся. – Раз так, то пусть остается… Ничего я поделать не могу…

Я с ужасом подняла на него глаза, чувствуя, как дрожат мои руки. Неужели? Вот и вся любовь!

- Что? – прошептала я, а слезы замерли, готовясь сорваться и потечь по щекам.

- Ну хоть попрощаюсь. Прощай. Ты обещала прийти, но не пришла, - усмехнулся Хозяин Топей. – А силу я у тебя, пожалуй, заберу…

Не успев даже пикнуть, я замерла, чувствуя последний, самый горький поцелуй в своей жизни. Когда его губы отстранились, по моим щекам потекли слезы. Никогда не прощу! Никогда! Никогда!

Я хотела выдохнуть, но едва не закашлялась, а меня прижали к себе, прощаясь навсегда.

- Значит, судьба у нее такая,- медленно произнес болотник, пока рука зажимала мне рот, не давая прокашляться! – Раз проиграл желание, так проиграл. Ну что, прощай, ведьма…

Я едва не прикусила ему палец, мысленно умоляя не уходить.

- Ну вот и порешили… - миролюбиво хлопнул в ладоши Леший, улыбнувшись. – А ты новую найдешь. К тебе вон сколько девок бегает! Выбирай – не хочу!

Внутри было чувство, словно скребла мышь. Я подавила приступ кашля.

- Прощай, - послышался холодный голос Хозяина Топи. Он отстранил меня, но руку не отпустил, осторожно поскребывая коготком. – Только вот беда! В ней – мой ребенок. И как делить будем? А?

- Что? – послышался изумленный голос Лешего. Но он тут же нашелся. – Когда родит, я его, как своего воспитаю. Мне любые дети в радость!

- Ну, тогда воспитывай, - ледяным голосом заметил Хозяин Топей. Он исчез, а замерла, чувствуя, что меня предали и бросили.

- Ну и славно! – усмехнулся Леший, пока я присаживалась на скамейку. – Будет вам новая няня! А то старых напугали до полусмерти!

- Няня, няня, - прыгали вокруг меня лешачата.

Я сидела, роняя слезы, как вдруг, почувствовала, как внутри меня скребется маленькой мышкой икотка. Что? Как? Он подсадил мне икотку? Вот значит, о каком ребенке шла речь!

Вдруг внутри меня послышался детский голосок. Я едва не подпрыгнула от неожиданности, услышав его внутри себя.

- Я помогу тебе выбраться отсюда. Он меня научил! Выжди, когда все спать лягут, а потом я поведу тебя…

«Вот такой я подлый!», - вспомнила я зеленый взгляд. Почему-то в этот момент я вспомнила игру в карты. Вот почему он вел себя так! Пытался утаить меня от Лешего. Видимо, у них давние контры.

- Ну что! А теперь пора на боковую! – усмехнулся Леший. – Няньке мы покои дадим. Да, нянюшка?

Он посмотрел на меня белесыми глазами, от которых в другой момент я бы обделалась.

- Хорошо, - выдохнула я, чувствуя, как греет меня маленькая икотка. Вот, значит, для чего меня поцеловали! Мне тайно вернули икотку.

Леший проводил меня в комнату, закрыв двери.

Я слышала внутри себя тихий плачь.

- Ну не плачь, - прошептала я. – Ты очень умный и сильный мальчик. Такие умные и сильные мальчики не должны плакать по пустякам…

- Правда? – послышался вздох. – А мама говорила, что я рохля! И бестолковый, как отец.

- Ерунда, - вздохнула я, чувствуя, как малыш прекращает плакать. – Я никогда не видела мальчика сильнее и умнее тебя. Ты большой молодец.

- Мамка меня всегда папкой попрекала. Дескать, в него уродился. Если что просыплю или уроню, так сразу папку вспоминает, - вздохнул Аким. – А мачеха тарелку поставит, а сама к отцу. Мол, у нас свой будет. Куда нам еще одного. Живем небогато.

- А отец? – спросила я, понимая, что мальчику нужно выговориться. Не все ж его в ладошке греть.

- А что отец? Покивает, согласиться и ничего поделать не может. А коли что не по его, так сразу за ремень! – всхлипнул Акимушка. – Говорит: «Гляди, сестра твоя меньшая! Ты за ней следить должен! Вот и сидел я в няньках! А однажды не углядел, мачеха прибежала, меня от колыбельки оттолкнула, непутевым обозвала. А папка ремнем пригрозил. Вот и вернулся я к мамке. А она меня в лес позвала…

- Все, дальше можешь не рассказывать, - спохватилась я. – Не переживай. Теперь ты наш. И никто тебя не обидит! Никто…

Мне ужасно хотелось погладить его, но гладить было нечего. Поэтому я погладила живот, словно и правда беременна! Как бы я хотела такого сына…

- Смотри, - выдохнула икотка. – Папа просил передать, что ждет тебя. Но только ты сама сможешь уйти. Таков закон.

- Я твоем папе еще корону оторву за карты, - тихо прокашлялась я, чувствуя невероятное счастье. Он меня не бросил. Мое подлое и бессовестное чудовище не бросило меня! – С картами будет завязывать! С девками тоже!

- Ты Аким? – спросила я, чувствуя, как внутри скребется мышка – икотка.

- Да, - послышался голосок и вздох.

- Буду звать тебя Акимушка, - прошептала я, осторожно приоткрывая скрипучее оконце. Ночная мгла окутала терем, в котором дружно спал Леший и его лешачата.

- Иди спиной! – послышался голосок Акимушки. – Так ты выйти сможешь!

- Что? И все? Спиной? – ужаснулась я простоте. Я-то думала, что тут план! Ритуалы! А тут просто спиной нужно уходить.

- Да нет же, - вздохнул икотка. – Дорогу только я знаю. Только смотри, не оборачивайся. Обернешься, ничего поделать не сможем!

Я шла спиной, боясь споткнуться. Но споткнуться и упасть было не так страшно, как вечная разлука.

- Прямо, - послышался голосок, пока я опасливо пятилась. Терем уже исчезал за ветками. И тут я увидела, как в окне загорелась свечка. Сердце испуганно дернулось, когда я поняла. Мою пропажу заметили.

- Два шага назад, один налево.

Я случайно ударилась спиной об дерево, но пообещала себе, что не буду оборачиваться. Пусть там даже стоит крокодил с открытой пастью. Ветки хрустели под ногами, а я слушала, что мне говорят. Лес закачался, зашумел, заскрипел.

- Не оборачивайся, - взмолилась маленькая икотка.

Я чувствовала себя еще тем оборотнем, особенно, когда за спиной стали раздаваться жуткие, холодящие душу и попу звуки.

- Иди и не оборачивайся! Он нарочно пугает. Мне папа так сказал, - вздохнул малыш. Мне было так жаль его, что прямо сердце разрывалось. Мне было жаль все огоньки. И ни капельки не жаль деревню!

- Хозяин Топи? С каких пор ты называешь его папой? – спросила я, осторожно пятясь, не смотря на нагоняющие ужас и страх шорохи и звуки. Судя по звукам, там столько чудовищ притаилось про мою душу, что не знаю, как они меня делить будут!