Мефодий и Дафна послушно закатали рукава. Дама долгоразглядывала их вены, то снимая, то надевая очки.

– Теперь зрачки! – сказала она, легким толчком в грудьпоочередно подвигая их к лампе.

К зрачкам Дафны у нее претензий не оказалось. У Дафны всегдабыли глаза отличницы. А вот Меф показался ей подозрительным.

– У тебя странные зрачки! – сказала она Мефу. – Они нереагируют на свет! И взгляд глуповатый! Объяснения?

Объяснений у Мефа не оказалось. Он только замычал.

– У него всегда такой! Он спортсмен! – вступилась за негоДафна.

– Поймите меня правильно, молодые люди! К вам лично у меняпретензий нет! Выглядите вы вполне цивильно! Но в наше время опасно доверятькому-либо! У вас паспорта с собой? Я хочу снять ксерокс! Одна страница спропиской, другая с фотографией! Остальные страницы меня не интересуют! –принялась распоряжаться дама.

Меф издал горлом звук, который Дафна потом назвала«подземным взрывом в пустыне Гоби».

– Зачем паспорта-то? – спросил он.

– Затем! У меня есть папка в картотеке. Называется: «друзьяПетюнчика». Там полная информация о каждом – городские телефоны, мобильные,фотографии, паспортные данные. Пусть лучше меня не любят, зато я буду спокойна.Когда-нибудь, став родителями, вы меня поймете… Спорьте со мной, если я неправа! – потребовала дама.

Дафна сказала, что понимает ее уже и сейчас. Без споров. Новот паспорта у нее нет.

– У меня тоже нет! – соврал Меф, прикинув, что не будут жеего обыскивать.

Решительная мама на минуту задумалась, оглядываясь то навходную дверь, то на комнату Петруччо. «Прогонит!» – подумала Даф, готовясьтянуться за флейтой. Но флейта не понадобилась.

– Ну ничего! В следующий раз! Сегодня достаточно будетномеров ваших сотовых и краткого представления: кто вы, откуда и зачем! – ссожалением сказала дама и отодвинулась, пропуская их.

– Вы все еще председатель гражданской комиссии российскогофилиала международного общества по обсуждению правильности установкизапрещающих знаков в центре Москвы? – не удержавшись, спросила Даф.

Память у нее была цепкая, как капкан. Особенно на ненужныедетали. А вот нужные детали из капкана все равно выскальзывали.

– Ты знаешь? – удивилась дама. – Нет! Я с ними рассорилась.Они там все соглашенцы! Все, поголовно!

– Да-да! – поспешно кивнул Меф и снова допустил ошибку,потому что мать Чимоданова ему, разумеется, не поверила.

– Врешь! И ты тоже типичный соглашенец! Подчеркиваю! И неговори все время «да!». Ненавижу! Со мной можно спорить и дискутировать. Тысогласен, что со мной можно спорить и дискутировать?

– Да-да! – сказал Меф, внезапно понимая, откуда взялосьчимодановское «подчеркиваю».

– Ну вот опять «да-да»! Вечное «да»! Соглашенцы, тьфу! –презрительно сказала мама Чимоданова и, безнадежно махнув рукой, ушла на кухню.На ее могучей груди продолжала взбрехивать собачка. Ей не нравился Депресняк,хотя он и сидел у Дафны в рюкзаке.

– Бедный Чимоданов! – вздохнула Дафна. – Теперь тыпонимаешь, почему он так похож на противотанкового ежика!

– Потому что по дому ездят танки, – хмыкнул Меф.

Барабанить пришлось долго. В комнате грохотала музыка.Ничего не было слышно. Лишь после минуты стука колонки наконец приглушили икто-то затопал открывать.

Комнатка мальчика Петрусика Чимоданова была похожа наберлогу. Причем не обычного медведя, а переболевшего тяжелой формой бешенства.На стенах висели жуткие плакаты. С потолка на цепи свисал мужской манекен, вгруди у которого торчал финский нож.

Единственное уютное, с точки зрения Дафны, место было околодивана. Там, на маленьком журнальном столике, лежало десятка два-трипластилиновых фигурок, вылепленных с большим искусством. В одной из фигурокДафна узнала Улиту, в другой – Мефа, в третьей – себя. Были тут и незнакомыелюди, которых Чимоданов видел на улице и которые чем-то его поразили.

Сам хозяин комнаты топтался у дверей. Он был в короткойжилетке, сшитой из кусков кожи собственными руками, в руках же держал боевойтопор. Заметив, куда смотрит Дафна, Петруччо накинул на фигурки плед.

– А не зарулить бы вам в Пномпень! – хмуро просопел он.

– Куда-куда? – озадачился Меф.

– Столица Камбоджи! Ку-ку!

– Это вместо «здрасьте»? – уточнила Даф.

– Это вместо «брысь отсюда!», – расшифровал Чимоданов.

Правда, вскоре он смягчился и пообещал Мефу, что будет с нимтренироваться. Только спросил, зачем это ему надо, и, узнав, утешил егословами:

– Ты че, наивный? Арей тебя все равно прикончит!

– Спасибо!

– За что спасибо-то? Ну пожалуйста! – отозвался Петруччо,демонстрируя, что знает целых два слова вежливости.

– Как вообще жизнь? – спросил Меф, без приглашения шлепаясьна диван.

Тотчас ему пришлось вскочить, так как оказалось, что пододеялом, на которое он сел, валяется доска.

– Мишень для метания топора, – пояснил Чимоданов.

Оглянувшись на истыканную дверь, Меф подумал, что мишенейбыло две. Или, может, Чимоданов не всегда попадал.

– Ты что, дома тренируешься?

– А где? Когда на улицу выходишь покидать – люди странноватосебя ведут. «Алло, милиция! Если вам интересно: тут взъерошенный мужик куда-тоидет с топором! В жилетке и рожа перекошенная!»

– Их можно понять, – примирительно сказала Даф.

Услышав такой отзыв, Чимоданов обиделся смертельно, нократковременно.

– Ну все! Ладно! Пока! – стал прощаться Меф послезатянувшейся паузы.

Он не мог общаться просто так, без цели. Сказал – получилответ – договорился. Потом обычно оба стоят и мычат, не зная, как попрощаться,чтобы не показаться грубым. Или того хуже – несут всякую чушь, как утопающийбарахтается в воде, колотя руками. Меф в данном случае нашел неплохое решение –он всегда выходил из разговора резко, почти бегом.

– Чао! – кивнул Чимоданов. – Слышь, это… че-то узнать хотел…топор свой брать или у тебя есть?

– Свой бери.

– Хорошо. Только у меня не артефактный теперь, обычный.