Я знала Дина. Он умолял только тогда, когда ему грозила опасность потерять все. Ему стоило большого труда попросить меня об одолжении. Я посмотрела на брата, парня, который взял на себя ответственность присматривать за мной после смерти бабули. Он работал на двух дерьмовых работах, чтобы у нас была крыша над головой и еда на столе. Однако я сомневалась, верить ли ему насчет запрещенных веществ или же он просто пытался представить Дина в лучшем свете. Во всяком случае, Лэндри многим пожертвовал, чтобы поддержать меня, и никогда не просил ничего взамен.

Неужели Дин вправду сел в тюрьму вместо Лэндри?

Он вполне мог так поступить. В отличие от Лэндри, Дин обладал внутренним стержнем. У него имелся опыт в подобных делах, так что без труда защитил бы Лэндри. Боже, почему жизнь так сложна? Почему нельзя разделить все на черное и белое, правильное и неправильное? Хотя думаю, если бы это было возможно, я бы не влюбилась в него.

Так что если соглашусь на его предложение, то только ради брата.

– Я подумаю об этом.

Дин вздохнул с облегчением, как будто решение уже принято.

– Спасибо. Ты не пожалеешь об этом.

Уже жалела.

– Я не даю никаких обещаний. Ответ зависит не только от меня.

– Мы подпишем любой контракт, который предложат. Никакой запрещенки, алкоголя и неприятностей с моей стороны… Клянусь своей жизнью.

Чувство вины являлось мощным козырем, к тому же Дин никогда не боялся использовать все имеющиеся в его распоряжении средства. Когда-то давно я влюбилась в мальчика, отец и братья которого жестоко обращались с ним. Я пыталась исправить его. Спасти. Заполнить пустоту внутри его. Я влюбилась в музыканта, чье мастерство игры на гитаре было одним из лучших в индустрии. Мне никогда не достичь такого уровня. Его душа состояла из музыки, и я верила, что ее хватит, чтобы спасти его. Вот только Дину всегда всего было мало. Моей любви. Музыки. Верности друга. Славы, успеха, фанатов, которые выкрикивали его имя и заявляли о вечной любви к нему. Чем хуже себя вел Дин, тем больше его обожали поклонники.

Некоторым людям можно подарить весь мир, но им даже его будет мало.

Десять минут спустя мы втроем вышли из кафе. К тому моменту, как я села на рейс до Лондона тем же вечером, наши фотографии уже облетели все социальные сети, а несколько заголовков гласили: «“Акадианский шторм” возвращается», «Дин и Шайло снова вместе». На одном из снимков Дин положил руку на спинку моего стула, и казалось, что он вот-вот меня поцелует. На самом деле все было не так, но преподносилось иначе. Порой публикация многое искажала.

Во время полета я думала лишь о том, видел ли Броуди те фотографии или читал ли заголовки к ним. И если увидел, задело ли его это?

Может, нам и вправду не стоило никогда встречаться?

В течение шести недель я жила как в мыльном пузыре. Теперь он лопнул, и меня выбросило обратно в реальный мир. Мой мир. Мою жизнь, которая проходила не в Техасе и к которой я больше не вернусь. Возможно, даже и хорошо, что Броуди не признался мне в любви. Зачем питать ложные надежды? Лучше разорвать все связи сейчас, пока кто-то из нас не увяз слишком глубоко. Пока его не втянуло в мой мир.

Но боже, как же я по нему скучала.

– Шайло! Шайло! Шайло! – Толпа скандировала мое имя, отчего у меня по коже побежали мурашки, послав импульс наслаждения по спине. Это чувство никогда не покидало меня. Я смотрела на море людей, стоявших плечом к плечу на поле в Сомерсете, Англия. Как такое возможно? Я выступала в Гластонбери, стоя под прожекторами на пирамидальной сцене. Флаги разных стран развевались на легком ветерке, и, несмотря на затянутое тучами небо, я светилась изнутри.

Я ощущала неимоверную энергию. От меня словно сочился ток. Адреналин бурлил в венах. Я ожила, чувствуя себя непобедимой. Будто могла завоевать весь мир.

– Привет, Гластонбери! Вы готовы к рок-н-роллу?

Мой вопрос был встречен одобрительными возгласами толпы. Я находилась на вершине блаженства. Недосягаемая.

Я забыла обо всем, кроме музыки. Гитара бренчала и дрожала в руках, словно являлась продолжением моего тела. Музыка исходила откуда-то из глубины души.

Я испытывала то самое наслаждение, к которому и стремилась. Вот почему я никогда не смогу отказаться от этого. Меня обожали. Хоть и ненадолго.

Глава двадцать седьмая

Броуди

Как только я вошел в придорожную закусочную, Коллин поставила на стойку бутылку «Бада» и налила себе виски. За те двенадцать лет, что мы сюда ходили, этот бар ничуть не изменился. Тут играла музыка в стиле кантри, вызывавшая не самые приятные воспоминания, и здесь было легко подцепить женщин. За эти годы со многими из них я уходил домой и почти всегда сожалел об этом на следующий день. Пивные очки [35]. Больше ничего не могу сказать по этому поводу.

– Напитки за счет Остина. – Он подмигнул мне, и я поблагодарил его, прежде чем сесть на стул рядом с другом.

– Кто-то умер? – спросил я его. Остин был тем еще скрягой. Как только приходила его очередь угощать, он исчезал.

– Пей до дна. Возможно, это последний раз, когда я угощаю тебя выпивкой. Хотя давай подождем Джуда.

Я оглянулся через плечо, когда в зал вошел Джуд под песню Джонни Кэша I Walk the Line [36], которая неслась из динамиков. Зная его, он, вероятно, возомнил, что эта песня создана специально для него.

Коллин поставила на стойку пиво и рюмку для моего брата. Тот улыбнулся ей и перегнулся через стойку, чтобы обнять. Сын Коллин, Риз, поступил на службу в морскую пехоту вместе с Джудом, но тому повезло меньше. Он погиб в бою, а Джуд находился рядом, оттого у них с Коллин и были особые отношения.

– Какие-то важные новости? – спросил он Остина.

Наш друг поднял бокал, и мы сделали то же самое в ожидании тоста. Когда он приглашал нас в последний раз на празднование в эту закусочную, то сообщил, что разводится.

– Вы смотрите на нового тренера по американскому футболу команды Университета Техаса.

– Срань господня. С кем тебе пришлось переспать, чтобы получить эту работу? – спросил я.

Джуд рассмеялся, и мы поздравили Остина, а затем