– Это наглая ложь. Как только мне позвонили, я поехал за тобой в Одессу [39].

– Когда мне было десять. А что до этого? Когда Шелби звонила тебе и просила о помощи, а ты посоветовал ей разобраться в себе? Где, черт возьми, ты был тогда?

– Ты был слишком мал, чтобы все запомнить.

– Поверь, я видел и слышал много всякого ужаса. И мой юный возраст никак не сказался на памяти. Но сейчас речь идет не обо мне. А о Ридже. – Я указал на него пальцем. – Ты должен извиниться перед ним, но только сделай это перед всеми рабочими, перед которыми ты его обвинил. Пока ты все не исправишь, тебе не рады на моей земле и в моем с Риджем доме.

Я зашагал прочь.

– С кем, по-твоему, ты разговариваешь? – крикнул Патрик мне вслед.

Его слова заставили меня остановиться. Стоит держать рот на замке. Хотя плевать. Мне было что сказать, я слишком долго держал язык за зубами. В детстве я боялся, что, если начну с ним спорить, он вышвырнет меня на улицу, поэтому держал рот на замке, затаив обиду, которая, как мне казалось, давно прошла. Однако на деле оказалось иначе.

Я уже давно не ребенок, и сейчас было самое подходящее время высказать ему все. Так что я медленно повернулся к нему лицом.

– Я разговариваю со своим дядей Патриком. Братом моей матери, который и пальцем не пошевелил, чтобы помочь, пока не позвонили социальные работники и не заставили его вмешаться. Я разговариваю с человеком, который привел в гости своего приятеля – морского пехотинца и познакомил того со своей младшей сестрой. Нашей с Риджем мамой. Ей было всего пятнадцать. Так что, хочешь поговорить об этом? Хочешь поговорить о том, о чем умалчивала вся твоя семья? Об изнасиловании! Не думаешь, что это и стало причиной, почему Шелби пристрастилась к наркотикам? Не думаешь, что именно поэтому она и пошла по накатанной?

Несколько секунд Патрик молча смотрел на меня, поскольку был слишком потрясен, чтобы говорить. Наконец он взял себя в руки.

– Откуда ты вообще об этом знаешь?

Он даже не отрицал услышанного, потому как знал, что то чистая правда. Это было бы смешно, если бы не было так чертовски грустно.

– Как я уже говорил, в детстве я много чего слышал.

– Я не хотел, чтобы с Шелби случилось что-то подобное.

– Но имеем, что имеем. А вы со своим придурком, отцом-пехотинцем, скрыли это, чтобы у твоего придурка, приятеля-пехотинца, не возникло проблем. Классно придумано.

– Я не знал.

– Чушь собачья.

Патрик помотал головой.

– Я узнал об этом годы спустя.

– Это не имеет значения. Ты мог бы хоть что-то предпринять, чтобы помочь ей. Она была твоей сестрой. Ты всегда говорил о важности семьи, но… отвернулся от нее.

Он погладил подбородок, обдумывая мои слова.

– Ты так и не простил меня за это.

Всякий раз, когда я думал о том, из какого ада он мог бы вытащить меня, если бы пришел раньше и даже, возможно, помог бы Шелби, мой ответ оставался неизменным. Я никогда не прощу его за это.

– Будь ты на моем месте, простил бы и забыл?

Он вздернул подбородок и расправил плечи, не отводя взгляда.

– Нет. Я не из тех, кто забывает плохое.

По крайней мере, он сказал правду.

– Ну, вот и все. Ты воспитал нас под стать себе. Уладь все с Риджем. – Я ушел, оставив его размышлять о своих поступках. В отношении меня уже было поздно что-то менять, что не сказать о Ридже.

Ненавидел ли я Патрика? Нет. Он вырастил меня и старался делать все возможное. Но он подвел мою мать, которая была на восемь лет младше его. По ее словам, ее выгнали из дома в семнадцать. В девятнадцать она родила меня. Мой отец так и не женился на ней. Всегда называл меня отродьем Шелби. К сожалению, они с мамой не смогли держаться друг от друга подальше. Вот так мы и оказались в Лафайете, штат Луизиана, и жили там до тех пор, пока мне не исполнилось восемь.

Когда я сказал Шайло, что нет ничего постыдного, чтобы отказаться от своего ребенка, то имел в виду свой случай. Раньше я мечтал, чтобы мама бросила меня.

Вот только Шайло вразрез отличалась от Шелби.

Шайло была доброй, искренней и честной. Помимо Ноа она – лучшее, что когда-либо случалось в моей жизни.

Шайло делала меня счастливым, и мне хотелось думать, что я ее тоже. И, черт побери, я скучал по ней больше, чем следовало. Больше, чем хотел это признавать.

Я поднялся по лестнице на заднее крыльцо гостевого домика и уселся в садовое кресло, положив ноги на перила и устремив взгляд на озеро. Гостевой домик забронировали до конца лета. Завтра сюда должны прибыть новые гости, но сегодня он был пуст. Я достал телефон из кармана и сделал то, что обещал себе не делать: набрал в Интернете имя Шайло и посмотрел ее фотографии из Гластонбери, сделанные ранее сегодня. Она надела крошечное черное платье и сапоги до бедер. Глаза были подведены, а губы выкрашены в темно-фиолетовый. Стоя под открытым небом, зрители прижимались друг к другу, наблюдая за девушкой в своей стихии. Бастиан Кокс присоединился к ней на бис, и они вместе спели Damage. Он походил на Джонни Деппа из «Пиратов Карибского моря». Его глаза были подведены черной подводкой почти так же сильно, как и у нее. Парень надел черную шляпу и рваную футболку и нацепил на каждый палец серебряные кольца. Тот факт, что я обратил внимание на все эти детали, лишь доказывал, насколько внимательно я изучал эти чертовы фотографии.

Как настоящий мазохист, я продолжил искать информацию о ее жизни вдали от Техаса, вдали от меня. Я остановился на ее фотографии с Дином-придурком-Бушоном. Похоже, они пили кофе в уличном кафе. Он обнимал ее за плечи, явно увлеченный их разговором. Добрых пять минут я пялился на фотографию. Неужели она снова сошлась с Дином?

Проклятье. Я выключил телефон и сунул его в карман, затем уставился на озеро. На небе сияли звезды, а лунный свет отражался от воды. Будь Шайло здесь, мы бы купались в озере голышом. Но ее здесь не было. Она находилась за сотни километров отсюда. С таким же успехом она могла