– Что значит «был»? – С нажимом уточнила Зайда, мрачно уставившись на Шайю. – Не тяни время, девушка.

– Ваш компаньон погиб, – вместо нее ответил Петр. – Мне жаль.

– Чушь. – Зайда словно окаменела от этого известия.

– У нас есть запись, – почти равнодушно пожала плечами девушка, усталость сильно притупила ее чувства. – Мне тоже жаль.

– Надеюсь, – медленно произнесла бикаэлка, разглядывая Шайю Цедзе, словно неведомое насекомое, – ты того стоишь. Ведь он отправился за тобой. У него не было других причин лезть в самое пекло.

Шайя мгновенно вспыхнула, защищаясь, запальчиво бросила в ответ:

– Я не просила его бросаться мне на помощь, к тому же он прибыл слишком поздно, меня спас Петр!

Движение бикаэлки оказалось быстрым, невероятно быстрым. Никто не успел опомниться, как ее рука вцепилась в край ворота пилотника девушки, одним могучим движением она встряхнула ее небрежно, словно нашкодившего котенка:

– Этот мальчишка был мне как сын. Не смей говорить о нем таким тоном.

Шайя побледнела, но не нашлась что ответить – такая ледяная ярость стыла в глазах Зайды, что разумнее было промолчать.

– Поосторожнее, дамочка, – Петр попытался стряхнуть руку бикаэлки со своей спутницы, – не стоит распускать руки…

И тут же отлетел от могучего удара в грудь, впечатался спиной в стену – хотя Зайда, казалось, едва взмахнула рукой. «Лакар» Петра, вырвавшись из пальцев, с громким стуком приземлился в нескольких метрах от него.

– Прекратите! – вспылил капитан Семик. – Мы тут кое-кого преследуем, если вы еще не забыли! У нас нет времени на выяснении подробностей гибели вашего компаньона, двигаемся дальше! Все ясно?!

Неожиданно пол под ногами ощутимо вздрогнул. Все замерли. А спустя всего пару секунд донесся приглушенный грохот, размноженных эхом от стен туннеля.

– Он все-таки взорвал эту чертову пробку… Капрал, пилоты, вас это тоже касается, теперь вы все под моим командованием! Зайда, отпусти ее наконец! Так, все за мной!

И Семик без лишних слов рванул вперед. Его нелепая коренастая фигура показала неожиданную прыть, словно минуту назад он и не спотыкался от усталости на каждом шагу. Петр подобрал «лакар», яростно глянул на бикаэлку, подхватил все еще ошеломленную ее реакцией Шайю под руку и уволок вслед за новоявленным командиром.

Тавеллианец и Зайда остались одни.

«Не верю».

Еще ни разу за все десятилетия партнерства тавеллианец не видел бикаэлку настолько растерянной. Озадаченной, сомневающейся в чем-то – это да, было. Но растерянной, словно совершенно обычный человек… и оглушенной небывалой болью… Нет, такой он ее не видел. Он постарался незаметно забрать ее боль, но увы, его попытка незамеченной не осталась, слишком хорошо они знали друг друга:

«Не смей. Не смей этого делать для меня. Я в этом не нуждаюсь».

«Прости».

«Я знаю, что ты хотел как лучше… Но я способна сама это пережить… Я должна это пережить сама. Понимаешь? Иначе это будет предательством по отношению к нему… Это ведь не может быть правдой, Лайнус?»

Тавеллианец мягко, почти нежно коснулся пальцами ее локтя.

«Могу лишь повторить то, что ты минуту назад сказала капитану – смирись с фактом. Запись не лжет».

«И что нам теперь делать, Лайнус?»

«Я тоже расстроен, Зайда… Но… мы можем обсудить это позже».

«Расстроен? Расстроен – это совсем не то слово, Лайнус. Но ты прав. – Она сурово поджала губы. – Не время распускать сопли».

Бикаэлка словно гневный ветер сорвалась с места, унеслась по туннелю.

Тавеллианец снова печально вздохнул, подумав о своих едва склеившихся костях, но особого выбора не было. Его помощь, его сила еще понадобятся компаньонке, так что оставить ее одну он не мог.

Не имел права.

Первый десяток шагов он пробежал медленно, проверяя ноги на прочность, затем увеличил темп. Шины из специальных комбинированных пластин, которые ему накладывал на голени погибший старший лейтенант Старик, оказались способными нести усиленную нагрузку, и Лайнус мысленно поблагодарил дока еще раз.

Где-то позади, отчаянно семеня, и все больше отставая, за ним гнались медицинские киберы, на спринт они конструкторами не рассчитывались. Но у них, как и у тавеллианца, тоже не было иного выбора, как догонять.

Перед глазами плясали багровые пятна, реальность возвращалась страшно медленно и мучительно, до тошноты, до судорог во всем теле. В жуткой предсмертной панике, напрочь выбившей всякую способность соображать, Лимсей совсем забыл о «лазутчике». Но тот напомнил о себе сам, когда жизненные показатели подопечного с катастрофической скоростью начали приближаться к мертвому нулю. Хотя стимулирующие препараты в лоцмане давно закончились, докторская утилита многое могла и сама по себе. «Лазутчик» ускорил кровообращение, стараясь снабдить мозг Лимсея остатками кислорода, растворенного в крови, а затем предельно взвинтив мышечный тонус, судорожным спазмом заставил слепо рвануться прима-майора из цепких лап.

И он вырвался.

Лимсей покатился по полу и ударился спиной об угол металлического стола, сразу остановившего его движение. Не обращая внимания на жгучую боль, электроразрядом прострелившую позвоночник, он обеими руками вцепился в торчавшую из рта игрушку, выдрал ее и неистово отшвырнул. И тут же инстинктивно отпрыгнул в сторону – чтобы избежать нового захвата. Снова удар обо что-то твердое, острая боль ввинтилась, словно раскаленная игла, под правую лопатку, опалила руку…

Зрение вернулось рывком, но не полностью. Тяжело дыша, Лимсей замер на полу, готовый в каком-то отчаянном исступлении безжалостно швырнуть свое избитое и искалеченное тело еще раз. Ради того, чтобы уцелеть. Но новый рывок не понадобился. Все саламандры остались там, где пытались его убить, его никто не преследовал. Мертвецы не способны на преследование. Все шестеро бесхвостых ящериц, после того, как он вырвался из рук, просто сложились в кучу, друг на друга, их предсмертная жизненная сила наконец иссякла.

После этого Лимсея все-таки вырвало. Проблевавшись, он кое-как поставил себя на ватные ноги и попытался оценить ситуацию. Сознание было еще затуманено после попытки удушения, да и уцелевший глаз видел отвратительно, только визуальная коррекция зрения лоцманом и спасала положение. Но самое важное он помнил – у него нет времени. Нет времени на слабость, если он хочет выжить. И преследователи, возможно, все еще пробивались в лабораторию, если, конечно, их все-таки не доконали призраки. Он даже не стал тратить драгоценные крупицы сил на то, чтобы как следует выругаться.

Лимсей судорожно закашлялся, чувствуя, что его вот-вот снова вывернет наизнанку. Все тело заливал холодный пот, его знобило и шатало от слабости, но он заставил себя двигаться прочь из лаборатории. К дьяволу лабораторию, он больше ни секунды не желал оставаться в этом проклятом месте.