же встретили их залпом из всех своих смертоносных орудий. Атака пехоты захлебнулась, но анатолийские всадники под предводительством принца Мехмеда показали чудеса храбрости и сумели прорваться в тыл христиан, учинив там небывалый погром и обратив в бегство находящиеся в резерве наемные отряды.

Тем временем Хуньяди сосредоточил все свои силы против турецких флангов, на который пришелся удар тяжелой, закованной в броню кавалерии. Османы не выдержали такого напора и отступили, и только вмешательство Шехабеддина спасло турецкую армию от окружения.

Бой продолжался до самого вечера, и лишь кромешная тьма смогла развести обе армии на изначальные позиции. В первый день пролилось много крови, однако выявить победителя так и не удалось. И все-таки венгры чувствовали себя куда увереннее: их потери были меньше, чем турецкие, а со дня на день им на помощь должны были подойти сербские и албанские войска, что сравняло бы силы и, несомненно, решило исход сражения в пользу христиан.

На следующий день войска сошлись вновь. Султан, желая как можно скорее покончить с венграми, бросил против них все свои резервы. Огромная турецкая волна нахлынула на позиции христиан, но благодаря умелым действиям Хуньяди они были отброшены, после чего в наступление перешли сами венгры. При поддержке артиллерии и легкой кавалерии рыцари ворвались в центр османского войска, где их встретили янычары, но ни умения, ни опыт, ни боевой запал элиты султанского войска не могли остановить закованных в сталь крестоносцев, рвущихся к ставке Мурада. Вновь, как и четыре года назад, над султаном нависла смертельная опасность, однако он оставался на месте и, презрев угрозу своей жизни, продолжал отдавать приказы. Мобилизовав все силы, турки с большим трудом сдерживали натиск рыцарей. Понимая, что наступает решающий момент, Хуньяди бросил в бой свои лучшие отряды, состоящие из мадьяр и ветеранов предыдущих битв. Они должны были отвлечь внимание принца Мехмеда и его анатолийской конницы.

Христиане одерживали верх по всему фронту – левое «румелийское» крыло османов было практически полностью уничтожено, а в центре шла схватка возле султанского шатра. Если бы у Хуньяди оставались резервы, то он непременно бы сломил хребет османскому войску, но обещанные подкрепления из Сербии все не подходили, как не было вестей и от албанских союзников. Впрочем, умудренный опытом воевода уже понимал, что сумеет справиться и в одиночку, лишь бы только его войска не дрогнули и не обратились в бегство.

Но в этот, самый опасный для мусульман момент, часть валашской конницы неожиданно обернулась против своих венгерских союзников и вместе с турками атаковала передовые части крестоносцев. Неизвестно, было ли это местью за недавно убитого боярами Влада Дракулу или валахам хорошо заплатили султанские дефтедары, но время для столь неожиданного удара было выбрано не случайно. Попавшие в окружение тяжеловооруженные рыцари оказались в смертельной западне, а спешившие им на помощь части легкой кавалерии были разгромлены подоспевшими анатолийскими войсками. Чаша весов склонилась в пользу турок и Янош Хуньяди мог лишь бессильно наблюдать за гибелью своих людей.

К концу второго дня христиане понесли ужасающие потери – было уничтожено до половины их войска, практически вся тяжелая кавалерия и две трети регулярной венгерской пехоты. Мадьяры – лучшие воины Хуньяди, его сила и гордость, теперь лежали в сербской земле и ничто уже не могло восстановить этой утраты.

Похоже, Аллах и вправду был благосклонен к султану, который в эту ночь не скупился на милости, одаривая особо отличившихся солдат и командиров так, как будто бы битва уже подошла к концу. Впрочем, турки не сомневались – победа будет за ними и потому в османском лагере царило весьма приподнятое настроение. А чтобы христиане за ночь не смогли восстановить силы, Мурад приказал подвести пушки вплотную к венгерскому лагерю и открыть шквальный огонь, который продолжался без перерыва всю ночь.

На третье утро войска вновь выстроились напротив друг друга. Уставшие, обескровленные христиане казались маленькой горсткой по сравнению с растянувшимся по долине турецким воинством, превышающим их по численности уже в четыре раза (за ночь к османам подошли подкрепления из западных провинций). Казалось, что исход битвы предрешен, однако у Хуньяди все еще теплилась надежда, что его сербские и албанские союзники успеют подойти вовремя. Надежда на это подкрепляла его силы, когда десятки тысяч агарян с яростными криками обрушились на остатки его войска.

Закипела страшная битва, которая по своей жестокости и накалу нисколько не уступала, а возможно, даже превосходила кровавую сечу первых двух дней. Время как будто остановилось, позволяя смерти каждую секунду собирать богатый урожай из десятков жизней, которые должны были пополнить ряды мучеников за веру с той и с другой стороны. К полудню турки стали одолевать, а долгожданной подмоги все не было…

– Глупец Хуньяди ждал напрасно, – усмехаясь проговорил Ферхат, вытирая липкие от сладостей руки о край своего кафтана. – Сербский князь Бранкович уже заключит тайный договор с нашим повелителем, по которому обязался соблюдать нейтралитет.

– Что мог пообещать султан Бранковичу за такое предательство? – возмущенно воскликнул я.

– Этого я не знаю, – пожал плечами Ферхат, позволяя слуге наполнить его кубок щербетом. – Есть вещи, о которых султан предпочитает не говорить.

– А что же албанцы? Где был Скандербег?

– Скандербег получил письмо от Бранковича, в котором тот недвусмысленно намекал, что если албанская армия вступит на сербскую землю, это будет считаться объявлением войны.

– То есть сербский князь отказался пропускать албанцев к месту битвы?

Ферхат утвердительно кивнул, а я только теперь осознал, как обстояли дела на самом деле.

– Выходит войска венгров были обречены с самого начала… – прошептал я.

– Этот упрямец Хуньяди получил по заслугам, – отозвался Ферхат, протягивая руку к прозрачной вазе с финиками. – От него отвернулись все, кому он когда-то доверял, его хваленого войска больше не существует, а сам он прячется в лесах от сербов и валахов.

«Своих бывших союзников», – отметил я про себя, а Ферхат между тем продолжал свой рассказ.

– После сражения султан приказал принести ему голову венгерского полководца, думая, что тот пал в битве. Янычары несколько часов бродили по полю, отрубая головы убитым христианам в богатой одежде, и в конце концов перед шатром повелителя скопилась целая гора из отрубленных голов. Увидев ее, султан прошептал: «Проклятый венгр, сколько славных воинов лишились своих голов ради твоей алчности, тогда как свою голову ты приберег для короны».

– Короны? – удивленно переспросил я.

– Поговаривают, – терпеливо пояснил мне Ферхат, – что Хуньяди готовил заговор против малолетнего короля Ласло, чтобы занять его место.

– Не может этого быть! – запротестовал я. – Я много лет провел подле воеводы и уверен, что он