без того быстро покидали меня, а на второй день я уже еле передвигал ноги. Раны воспалились, меня бил озноб, хотя погода стояла превосходная. Питаться зачастую приходилось только ягодами и колосьями пшеницы.

Сам не помню, какими тропами, но я все-таки сумел добраться до Эдирне. Город, как обычно, шумел на тысячу разных голосов и утопал в будничной суете. Здесь меня впервые охватило сомнение: правильно ли я сделал, что вернулся сюда? Ведь само провидение, казалось, давало мне шанс вновь обрести свободу, вырваться из многолетнего рабства, пусть даже это рабство в роскошном дворце падишаха.

Однако не скрою, когда моему взору предстали Куле-Капыс, так называемые Ворота башни – остатки греческих оборонительных стен, за которым раскинулся оживленный Бедестан[44], сердце мое возрадовалось. Увлекаемый потоком людей, я попал в нескончаемые лабиринты узеньких улочек города, откуда вскоре вышел на широкую площадь, раскинувшуюся перед дворцом султана.

У ворот стояла стража, сонно поглядывая на снующий туда-сюда люд. Выждав некоторое время, я решительно направился к ним.

– Стой! – внезапно оживился один из привратников. – Ты кто такой? И куда идешь?

«Кто я такой? – мысленно улыбнулся я. – Узник, вернувшийся к своим тюремщикам». Однако вслух произносить этого не стал – достаточно и того, что мой внешний вид сейчас напоминал какого-нибудь бродягу, которые слоняются по улицам столицы в поисках милостыни и пропитания.

– Меня зовут Константин. Я друг и учитель его высочества принца Мехмеда.

Стражники переглянулись и в один голос расхохотались.

– Так вот в чем дело! – утирая слезы, сказал один из них. – Ты, вероятно, какой-нибудь знатный улем или, может, хафиз? Прости, что не признали тебя! Вокруг нашего шахзаде сейчас вьется столько всякого отребья, что порой и не узнаешь благородного человека, скрывающегося за личиной оборванца.

– А ну, заткните рты! – резкий, грубый голос тут же оборвал веселье стражников. К нам подошел Юсуф-ага – хорошо знакомый мне начальник корпуса бостанджи[45]. Грузный и неповоротливый, прихрамывающий на одну ногу, он тем не менее внушал своим подчиненным лютый страх, так как обладал чрезвычайно крутым нравом и на редкость тяжелой рукой. За свою долгую двадцатилетнюю службу Юсуф повидал всякое. Начинал простым янычаром, но вскоре сумел отличиться в боях против самозванца-Мустафы и уже офицером участвовал во взятии греческого города Фессалоники, где получил рану, не совместимую с дальнейшей службой в войсках. Тогда Мурад поручил ему возглавить караульную службу – спокойное, сытное место, но и здесь Юсуфу пришлось потрудиться – мятежи и восстания не раз сотрясали Эдирне, выталкивая тысячи людей на улицы и приводя их под стены дворца. Однако преодолеть их не удавалось еще никому. Юсуф не требовал награды или похвалы за свою верную службу, однако никто не смог бы оспорить тот факт, что благодаря стараниям этого располневшего и неказистого на вид человека дворец уже много лет живет спокойной, сокрытой от праздных зевак и завистливых взглядов жизнью.

Юсуф подошел ко мне, внимательно оглядел с ног до головы, усмехнулся, скаля свои немногочисленные зубы.

– Разве вы не видите, олухи, кто перед вами? – обратился он к страже. – Да это же тот самый гяур, который так полюбился нашему шахзаде.

Стражники тоже стали приглядываться, рассматривая мое лицо.

– И верно. Он самый, – заявил один из них. – Неужели с того света вернулся?

– С того света не возвращаются, – покачал головой Юсуф. – Немедленно позовите сюда Синана-агу.

Пожилой евнух явился незамедлительно. Вытаращив на меня глаза, он что-то тихо спросил у караульных, а затем кивком головы указал мне следовать за ним. Пройдя через ворота, мы вышли на широкую дорогу, выложенную отполированным до блеска известняком.

Сам дворцовый комплекс представлял собой скопище больших и малых сооружений, где жили придворные и слуги, роскошных мраморных павильонов, огромных библиотек, где хранилась мудрость ушедших веков, просторных конюшен, для лучших жеребцов, свозимых сюда со всего мира, мечетей, ибо ни один владыка не должен забывать о благочестии, бассейнов, фонтанов и садов, радующих глаз, любого, кому выпало счастье (или несчастье) оказаться здесь.

Как я и предполагал, любопытный евнух не смог долго сохранять молчание. Едва мы минули ворота, как Синан-ага буквально забросал меня вопросами о том, как мне удалось уйти живым из того страшного леса, где погибло так много славных воинов-янычар.

– Кто-нибудь еще выжил? – вместо ответа, поинтересовался я.

– Только принц и его телохранитель, – печально развел рукам евнух. – Ну и ты… само собой.

Последние слова Синан-ага произнес с каким-то укором, но я не обратил на это никакого внимания. На дальнейшие вопросы отвечал односложно, стараясь больше слушать, чем говорить. Как я узнал из торопливой болтовни придворного евнуха, Мехмед и Омар прискакали в Эдирне поздним вечером того же дня, когда произошло нападение.

Султан Мурад, когда ему доложили о происшествии, повел себя довольно странно – потемнел лицом и впал в глубокую задумчивость. Лишь на следующее утро он распорядился отправить в окрестные леса десять сотен своих аскеров с гончими псами, дабы прочесать окрестности в поисках злоумышленников. На месте схватки обнаружили лишь тела павших янычар и сипахов, трупы же нападавших кто-то успел убрать. Великий визирь, Халиль-паша лично взялся за расследование этого инцидента, хотя и предупредил, что шансы найти преступников невелики. Это все, что мне пока удалось узнать, ибо евнух, недовольный тем, что я отказываюсь поддержать беседу, тоже вскоре умолк.

– Могу я видеть Мехмеда? – спросил я, когда мы добрались до покоев.

– В таком виде ты не можешь предстать перед принцем! – чопорно заявил Синан-ага. – Я сообщу ему о твоем возвращении, а слуги пока подготовят для тебя новую одежду и хамам.

Впрочем, едва я опустился на кровать, как в комнату, расталкивая прислугу, ворвался Мехмед. В ответ на мои попытки поприветствовать его, он чуть ли не силой уложил меня обратно в постель.

– Немедленно пошлите за лекарем! – распорядился он и несколько слуг наперегонки бросились исполнять его поручение.

– Прости, что встречаю тебя в ненадлежащем виде, – попытался улыбнуться я. – Кизляр-ага уже предостерегал меня от этого.

– Синана непременно выпорют за подобное самоуправство, – со всей серьезностью пообещал Мехмед. – Этому ослу и невдомек, что довелось пережить нам в том проклятом лесу. Признаюсь, я и не чаял вновь увидеть тебя живым. Как ты выбрался оттуда?

– Это долгая история. Обязательно как-нибудь расскажу ее тебе.

– Что ж, поговорим об этом потом, но знай, что отныне я в неоплатном долгу перед тобой. Это ведь тебе я обязан жизнью.

– Жизнью ты обязан своей бесстрашной гвардии, – прикрывая глаза от усталости, промолвил я. «Сколько было этих храбрецов? Сорок? Пятьдесят человек? И вот все они мертвы, а я снова