обиды забыты, мы снова друзья. Мы вернулись на безопасную почву и какое-то время мусолили сведения, которые он нам уже дал: видел ли он, как Пэт и Дженни ссорились, кричали ли они друг на друга, шлепали ли детей… Возможность поговорить о Спейнах заставила Конора нарушить молчание, однако, по его мнению, в сравнении с ними семейка Брейди[17] выглядела как персонажи “Шоу Джерри Спрингера”[18]. Когда мы перешли к его расписанию – во сколько он обычно приезжает в Брайанстаун, во сколько ложится спать, – его память снова забарахлила. Он почувствовал себя в безопасности, вообразил, что разобрался в правилах игры. Настало время перейти к следующему этапу.

– Когда ты в последний раз точно был в Оушен-Вью? – спросил я.

– Не помню. Возможно, в последний…

– Так, стоп. – Я резко выпрямился на стуле и поднял руку, обрывая Конора. – Погоди.

Нащупав телефон, я нажал кнопку, чтобы экран засветился, вытащил телефон из кармана и присвистнул.

– Из больницы, – вполголоса бросил я Ричи и краем глаза заметил, как Конор вскинул голову, словно его пнули в спину. – Возможно, это именно то, чего мы ждем. Притормози допрос, пока я не вернусь… Алло, доктор? – Последние слова я произносил уже на пути к двери.

Поглядывая одним глазом на часы, я следил за тем, что происходило в комнате для допросов. Пять минут никогда еще не тянулись так долго – впрочем, Конору они казались еще длиннее. Его самообладание лопнуло по швам: парень ерзал на стуле, словно сиденье стало нагреваться, постукивал ногами, обгрызал ногти до крови. Ричи с интересом наблюдал за ним, не говоря ни слова.

– Кто это был? – наконец выпалил Конор.

Ричи пожал плечами:

– Откуда я знаю?

– Он сказал – это то, чего вы ждете.

– Мы много чего ждем.

– Звонили из больницы. Из какой?

Ричи потер шею.

– Приятель, – сказал он весело и чуть смущенно, – может, ты все пропустил, но мы тут над делом работаем, да? И не болтаем о нем кому попало.

Конор тут же забыл о существовании Ричи: уперев локти в стол, он сложил пальцы домиком у рта и уставился на дверь.

Я дал ему еще минуту, потом влетел в комнату и захлопнул за собой дверь.

– Все в ажуре, – сообщил я.

Ричи приподнял брови:

– Да? Чудесно.

Я перетащил стул на сторону Конора и сел так, что наши колени почти соприкасались.

– Конор, – сказал я, бросив на стол телефон, – кто, по-твоему, звонил?

Он покачал головой, вперившись взглядом в телефон. Я чувствовал, как ускоряются его мысли, как они разлетаются во все стороны, словно гоночные болиды, потерявшие управление.

– Приятель, слушай внимательно: тебе больше некогда маяться херней. Может, ты еще не понял, но внезапно тебе очень, очень нужно спешить. Так что скажи мне: кто, по-твоему, звонил?

– Из больницы, – после секундного промедления пробубнил Конор в свои пальцы.

– Откуда?

Вдох. Конор заставил себя выпрямиться.

– Вы же сами сказали. Из больницы.

– Так-то лучше. А как ты думаешь, по какому поводу мне звонили из больницы?

Он снова покачал головой.

Я хлопнул ладонью по столу с такой силой, что Конор вздрогнул.

– Что я тебе сказал про твои выкрутасы? Проснись и напряги внимание. Сейчас, черт побери, пять утра, в моем мире не существует ничего, кроме дела Спейнов, и мне только что позвонили из больницы. Итак, Конор: какого хрена они это сделали?

– Один из них. Один из них в больнице.

– Точно. Сынок, ты облажался. Оставил одного из Спейнов в живых.

Мышцы в горле Конора настолько напряглись, что у него охрип голос.

– Кого?

– Это ты мне скажи, приятель. Кого бы ты предпочел? Давай говори. Если бы надо было выбирать, кого бы ты оставил?

Он готов был ответить что угодно, лишь бы я продолжал.

– Эмму, – сказал он наконец.

Я откинулся на стуле и расхохотался.

– Как это мило, честное слово. Значит, по-твоему, прелестная девочка заслужила право на жизнь? Слишком поздно, Конор, об этом надо было думать две ночи назад. А сейчас Эмма в ячейке для трупов. Ее мозг положили в банку.

– Тогда кто…

– Ты был в Брайанстауне позапрошлой ночью?

Он с обезумевшим взглядом вцепился в край стола и едва не вскочил.

– Кто…

– Я задал тебе вопрос. Конор, ты был там позапрошлой ночью?

– Да, да, был. Кто… кого…

– Скажи “пожалуйста”, приятель.

– Пожалуйста.

– Так-то лучше. Ты пропустил Дженни. Дженни жива.

Конор, разинув рот, уставился на меня, но сумел лишь резко выдохнуть, словно его ударили в живот.

– Она жива-здорова, и сейчас мне звонил ее врач – сообщил, что она очнулась и хочет поговорить с нами. И все мы знаем, что она скажет, да?

Конор едва меня слышал. Он хватал ртом воздух, снова и снова.

Я толкнул его обратно на стул, и он рухнул, словно его колени превратились в желе.

– Конор, послушай меня. Я говорил, что тебе нельзя терять время, и это не шутка. Всего через пару минут мы отправимся в больницу, чтобы побеседовать с Дженни Спейн, – и после этого мне уже будет глубоко насрать на то, что ты скажешь. Вот он, твой последний шанс.

Это его проняло. Его челюсть отвисла, и он дико уставился на меня.

Я подтащил стул еще ближе и пригнулся к нему, так что мы едва не касались головами. Ричи развернулся и уселся на стол, прижавшись бедром к его руке.

– Позволь тебе кое-что объяснить, – тихим ровным голосом сказал я Конору на ухо, и на меня пахнуло его потом, к которому примешивался какой-то дикий резкий аромат, похожий на запах древесины. – Лично я верю в то, что в глубине души ты славный малый. Все остальные, кого тебе доведется повстречать с этого момента, будут считать, что ты извращенец, садист и психопат, с которого надо содрать шкуру заживо. Возможно, я рехнулся и еще об этом пожалею, однако я с ними не согласен. Мне кажется, что ты хороший парень, который по воле случая вляпался в дерьмо.

Смотрел Конор невидяще, но брови слегка дернулись: он меня слышал.

– Поэтому – и поскольку я знаю, что никто другой тебе поблажек не даст, – я готов предложить тебе сделку. Докажи, что я в тебе не ошибся, расскажи, что произошло, и я сообщу прокурорам, что ты нам помог, поступил правильно, раскаялся. А когда дойдет до вынесения приговора, это будет иметь значение. Конор, для суда раскаяние значит, что наказание за все преступления ты будешь отбывать одновременно. Однако учти, что я очень не люблю ошибаться в людях. Если окажется, что я в тебе ошибся, если ты продолжишь страдать херней, то я доложу об