превратился в гоночную машину, однако на сей раз он твердо и эффективно управлял ею на бешеной скорости. Я затаил дыхание. Ричи прижался к стене, неподвижный, словно камень.

Наконец Конор быстро вздохнул, провел руками по щекам и повернулся ко мне.

– Я проник в их дом, – сказал он четко и буднично, словно сообщал, где припарковал машину. – Я их убил. По крайней мере, я так думал. Вы это хотели услышать?

Ричи выдохнул, невольно издав еле слышный писк. Жужжание в моем черепе усилилось, словно в него спикировал осиный рой, затем стихло.

Я ожидал продолжения, но Конор просто наблюдал за мной опухшими покрасневшими глазами и тоже ждал. Как правило, признания начинаются с отрицаний: “Все было не так, как вы думаете…” – и тянутся целую вечность. Убийцы заполняют комнату словами, пытаясь притупить острые как бритва лезвия истины; они снова и снова стараются доказать тебе, что все произошло случайно, что жертва сама напросилась, что на их месте так поступил бы каждый. Если дать им волю, они будут убеждать тебя, пока из твоих ушей не хлынет кровь. Конор не доказывал ничего. Он сказал все, что хотел.

– Почему? – спросил я.

Он покачал головой:

– Неважно.

– Это важно для родственников жертв. И для судьи, который будет выносить приговор.

– Не моя проблема.

– В показаниях нужно указать мотив.

– Придумайте его. Я подпишу все, что хотите.

Когда Рубикон перейден, преступники обычно ослабевают – ведь они потратили все силы, пытаясь удержаться на надежном берегу лжи. Теперь же течение сбило их с ног, потащило прочь, оглушенных, задыхающихся, и с зубодробительной мощью выбросило на противоположный берег. И они полагают, что худшее позади. После этого они расклеиваются и обмякают – кого-то неудержимо трясет, кто-то плачет, а некоторые болтают или смеются без умолку. Они пока не замечают, что ландшафт здесь другой, что среда меняется, знакомые лица исчезают, ориентиры тают вдали, что мир никогда уже не будет таким, как раньше. Но Конор по-прежнему был собран и предельно сосредоточен, словно затаившийся в засаде зверь. Очевидно, битва еще не закончилась, хоть я и не мог понять почему.

Если я увязну в пререканиях насчет мотива, Конор победит, а этого допускать нельзя. Поэтому я спросил:

– А как ты попал в дом?

– Ключ.

– От какой двери?

Крошечная пауза.

– От задней.

– Где ты его взял?

Снова пауза, на сей раз более длинная. Он осторожничал.

– Нашел.

– Когда?

– Давно. Несколько месяцев назад, может, больше.

– Где?

– На улице. Пэт его обронил.

Я кожей почувствовал это изменение тона голоса, скользкие нотки, которые говорили: ложь, но не мог понять, где он соврал и зачем.

– Из твоего логова улицу не видно, – сказал Ричи из угла за спиной у Конора. – Как ты узнал, что он уронил ключ?

Конор поразмыслил.

– Вечером увидел, как он возращается с работы. Потом я пошел прогуляться, заметил ключ и решил, что его потерял Пэт.

Ричи подошел к столу и сел напротив Конора.

– Врешь, брат. Улица не освещена. Ты кто, Супермен? Видишь в темноте?

– Было лето. Темнело поздно.

– Ты крутился возле их дома в светлое время? Когда они не спали? Да ладно, приятель. Ты что, хотел, чтобы тебя арестовали?

– Ну, может, это было на рассвете. Я нашел ключ, сделал дубликат, вошел. Конец.

– Сколько раз? – спросил я.

Снова крошечная пауза, словно он мысленно прикидывал варианты ответа.

– Сынок, не трать время зря, – резко сказал я. – Не надо пудрить мне мозги – это уже в прошлом. Сколько раз ты бывал в доме Спейнов?

Конор потер лоб тыльной стороной запястья, пытаясь удержать себя в руках. Хлипкая стена упрямства пошатнулась. Вечно на адреналине не протянешь – Конор мог свалиться от усталости в любую минуту.

– Несколько раз. Может, десять. Какая разница? Говорю же, я был там позапрошлой ночью.

Это было важно, потому что он отлично ориентировался в доме – даже в темноте смог подняться по лестнице, найти комнаты детей, подкрасться к их постелям.

– Прихватывал оттуда что-нибудь? – спросил Ричи.

Конор попытался собраться с силами и ответить нет, но сдался.

– Только мелочи. Я не вор.

– Что именно?

– Кружку. Горстку резинок. Ручку. Ничего ценного.

– И нож, – добавил я. – Не будем забывать про нож. Что ты с ним сделал?

Предполагалось, что это один из сложных вопросов, однако Конор повернулся ко мне с таким видом, словно был благодарен за него.

– Бросил в море. Был прилив.

– Откуда бросил?

– Со скалы. В южном конце пляжа.

Мы никогда его не найдем – сейчас нож на полпути к Корнуоллу; стремительные холодные течения несут его на глубине, среди водорослей и мягких слепых существ.

– А другое оружие? То, которым ты ударил Дженни?

– То же самое.

– Что это было?

Конор запрокинул голову, приоткрыв рот. Горе, сквозившее в его голосе всю ночь, выбралось на поверхность. Именно оно, а не усталость высасывало из него силу воли, лишало концентрации внимания. Оно заживо сожрало его изнутри, и, кроме горя, у Конора ничего не осталось.

– Ваза – металлическая, серебряная, с тяжелым основанием. Простая красивая вещь. Она ставила в нее розы. Эта ваза стояла на столе, когда она готовила изысканные ужины на двоих…

Он издал какой-то тихий звук, то ли сглотнул, то ли резко вдохнул, – словно человек, который тонет.

– Давай-ка отмотаем назад, ладно? – предложил я. – Начнем с момента, когда ты вошел в дом. В котором часу это было?

– Я хочу спать, – сказал Конор.

– Пойдешь, как только все нам объяснишь. Кто-нибудь из Спейнов бодрствовал?

– Я хочу спать.

Нам нужна была полная история, вся последовательность событий, с кучей подробностей, известных только убийце, однако время шло к шести утра, и Конор приближался к тому уровню усталости, к которому мог придраться адвокат.

– Ладно, сынок, ты почти у цели, – мягко сказал я. – Вот что я тебе скажу: сейчас мы быстро запишем то, что ты рассказал, а потом отведем тебя туда, где ты сможешь немного поспать. Договорились?

Он кивнул, резко дернув головой в сторону, словно шея вдруг перестала ее держать.

– Да, я все напишу. Только оставьте меня одного, хорошо?

Его силы были на исходе, и он вряд ли попытался бы намудрить что-то с показаниями.

– Конечно. Если тебе будет так удобнее – без проблем. Однако нам понадобится твое настоящее имя – для протокола.

На секунду мне показалось, что он снова упрется, но его боевой дух уже угас.

– Бреннан, – отрешенно ответил он. – Конор Бреннан.

– Отлично.

Ричи тихо подошел к угловому столу и передал мне бланк для показаний. Я достал ручку и ровными прописными буквами заполнил соответствующее поле: “КОНОР БРЕННАН”.