народа. Однако вряд ли можно считать случайным обращение к Провидению в конституционном сенатус-консульте 21 мая 1870 г.: «Милостью Божьей и национальной волей император французов»[637].

Лаицизм

При Третьей республике был установлен особый порядок отношений между государством и Церковью, получивший название «лаицизма»[638]. В современной литературе принято рассматривать утверждение лаицизма во Франции как продолжение борьбы против клерикализма, при этом подчеркивается, что таковая отличает именно католические страны, поскольку реформированные Церкви, во-первых, прошли «внутреннюю секуляризацию христианства», а, во-вторых, не претендуют на государственную монополию[639]. Закон 9 декабря 1905 г.[640] гласил: «Республика подтверждает свободу совести. Она гарантирует свободное отправление культов с отдельными ограничениями, перечисленными ниже, в интересах поддержания общественного порядка. Республика не признает, не оплачивает (служителей культа. – А.Г.) и не субсидирует ни один из культов»[641]. Так утверждалась конфессиональная «нейтральность» государства, а вместе с ней торжествовал принцип Декларации прав 1789 г. о равенстве граждан страны.

«Закону Комба» предшествовал закон 8 марта 1882 г., получивший наименование «закона Ферри» по имени министра образования – ярого республиканца. Акт, вводивший всеобщее и обязательное начальное образование, заменял религиозное образование «обучением нравственности и гражданственности (instruction morale et civique)». 2-я статья требовала выделения учебного времени (один день в неделю, помимо воскресенья) для религиозного обучения «вне помещения школы». Последнее предусматривалось факультативно в частных школах. 3-я статья отменяла положения закона 1850 г. о праве служителей культа контролировать обучение в государственных школах.

Законы Третьей республики были последовательнее революционных актов в смысле отделения Церкви от государства и одновременно закрепляли революционные принципы безрелигиозности государственных институтов вообще и образования, в частности. Подобно революционным актам, они рождались в ожесточенной политической борьбе с монархистами. Знаменательны статьи закона 11 августа 1884 г. – «республиканская форма правления не может стать предметом ревизии (Конституции. – А.Г.)» и «члены правивших во Франции династий не могут быть избраны президентами Республики»[642].

Как и во время Революции, католическая Церковь в лице клерикальных кругов, настаивавших на восстановлении ее позиций в общественной и государственной жизни, и традиционалистской части верующих оказалась на стороне монархистов.

Республиканцы стремились предупредить развитие событий по революционному образцу, когда религиозный разлад положил начало гражданской войне. В законе 1905 г. был целый раздел из 11 статей, регулирующих внешние проявления церковной жизни («Police des cultes»). Две статьи (31 и 32-я) предусматривали наказание для тех, кто станет, угрожая священникам или беспорядками в церквах, препятствовать отправлению культа. То была очевидная реплика на акты революционной «дехристианизации».

В большей мере, однако, законодатели были озабочены поведением самих священнослужителей. Богослужение должно было проходить под контролем местных властей, отдельными статьями запрещалось проведение в храмах собраний политического характера или оскорбление должностных лиц. В случаях высказывания или распространения в культовых помещениях текстов, «содержащих прямое подстрекательство к сопротивлению исполнению закона или законных актов государственной власти, или намерение поднять одну часть граждан против другой (курсив мой. – А.Г.)» священнику грозило тюремное заключение на срок от трех месяцев до двух лет. Если, как гласила статья 35-я, «подстрекательство» не приводило к отягчающим обстоятельствам – к «мятежу, восстанию или к гражданской войне».

Республиканских лидеров явно страшила перспектива повторения чего-то подобного Вандейской войне 1793 г. В то же время законодатели продолжали в менее жестких формах курс на ограничение внешних проявлений культа. Все религиозные церемонии подпадали под действие законов о поддержании общественного порядка. Распространение знаков и символов культа ограничивалось культовыми зданиями, могильными памятниками, а также музейными экспозициями. Колокольный звон регулировался распоряжением муниципалитетов.

Кроме политических соображений (озабоченность утверждением республиканского строя и поддержанием его стабильности), в генезисе лаицизма выявилась секуляризация культуры. Происходило становление новой социальной общности, которую литератор-академик Сент-Бёв (1804–1869) назвал «большим диоцезом[643] эмансипированных умов». В дальнейшем «институционная» и «культурная» секуляризация шли в тесном взаимодействии, что и определило, по Вилему, особенности этого процесса во Франции[644]. А начало этому сплаву было положено Революцией (радикализм французских революционеров как следствие, по Токвилю, соединения религиозной и политической революций).

В период Третьей республики этот сплав приобрел вид своеобразного культа с «Пантеоном, мартирологией, агиографией, многообразной и всепроникающей литургией», – настоящей, по словам Пьера Нора, гражданской религией, которая «изобрела свои мифы, свои ритуалы, воздвигла свои алтари, выстроила свои храмы», превратив cвои скульптуры, настенную живопись, уличные вывески, школьные учебники в «перманентное воспитательное зрелище»[645].

В ХХ в. и особенно в его конце происходила, по словам Вилема, «лаицизация лаицизма». Этот порядок становился менее агрессивным и более терпимым в отношении к религии и Церкви. Объясняется это процессами, происходившими как в государственной, так и в религиозной сферах. Экспансивность утверждающейся республиканской формы правления сменилась «политико-этической гражданственностью Республики, обеспечивающей функционирование плюралистической демократии, где духовные и моральные силы нации призваны сотрудничать в утверждении и распространении демократических принципов и формулировании этических кодексов». Одновременно происходило «присоединение Церкви к принципам 1789 года» на основах, пишет историк, «экуменизации Прав человека», иначе говоря, приобщения последних к универсальным ценностям.

Выражением примирения стали государственно-церковные торжества по случаю памятных юбилеев. Религиозные сооружения и церковное искусство вошли в высоко чтимую ныне категорию «национального достояния». Формируется «политико-религиозный консенсус» относительно наследия Революции, что, в свою очередь, выявилось в праздновании ее 200-летия (которое отличалось духом примирения, в отличие от юбилея 100-летия)[646].

Противоречия сохраняются. Церковь выразила отрицательное отношение к законам о контрацепции 1967 г. и абортах (1974 и 1979), не прибегая, однако, к массовым манифестациям в поддержку своей позиции. Для обоюдных примирительных устремлений Церкви и государства характерна «пантеонизация» революционного деятеля, поддержавшего гражданское устройство духовенства, аббата Грегуара. В связи с перенесением праха последнего в республиканское святилище кардинал Люстиже отметил, что «позитивные ценности» Революции не что иное, как «христианские ценности» и что аббат символизирует примирение между католичеством и идеалами Свободы, Равенства, Братства. Вместе с тем Грегуар, по Люстиже, ошибался, защищая «концепцию Церкви, отличающуюся от католической традиции»[647].

Сподвижник папы Иоанна-Павла II и проводник «обновленческого» курса (Aggiornamento) Папского престола Жан-Мари Люстиже (1927–2007) своей биографией и личностью символизирует радикальные изменения во французской Церкви. Выходец из польско-еврейской семьи, крещенный в 1940 г. в Орлеане, служивший в 1968 г. священником в Латинском квартале, он стал архиепископом Парижским в 1981 г.

Его выдвижение вызвало крайнее раздражение традиционалистской части французского клира, так называемых интегристов во главе с преподобным Марселем Лефевром. Скончавшийся в 1991 г. преподобный (род. в 1905 г.) на протяжении нескольких десятилетий олицетворял сопротивление традиционалистской части французского (в первую очередь) клира реформированию духовной жизни католического мира, начатому Вторым Ватиканским собором (1963–1965). За раскольническую деятельность бывший архиепископ Дакарский был отлучен от Церкви (1987).

Тем не менее религиозный традиционализм и ультра-правые политические взгляды Лефевра,