ним поделится новостью. Она дождалась вечера, когда он был в особо благостном расположении духа после успешного завершения одной сделки: приобретения прибыльной фабрики в Кэсоне.

– Большая победа – иметь на своей стороне один из единственных химических комбинатов страны. Мне надо будет прокатиться туда в пятницу, – сказал он, ведя автомобиль. Ма встретил ее после очередного представления и довез до дома. Они задержались в машине. – Поехали со мной? Это будет приятная поездка за город. – Он заметил ее безмолвие и прервал мысль. – Что-то произошло?

– Я беременна, – выдавила Лилия, пряча лицо в ладонях. Какое-то время они молчали. Наконец она ощутила, как он, взяв ее за левое запястье, медленно поворачивает ее руку вниз.

– Посмотри на меня. Ты уверена? – буднично спросил он.

Лилия кивнула. По ее лицу продолжали катиться горючие слезы. Рукой она придерживала свой пока еще плоский живот.

– Ты не можешь продолжать жить у тети. Мне нужно будет подыскать тебе отдельный дом с горничной и ключницей в придачу. Будешь жить со всеми удобствами. Что ты все плачешь? – поинтересовался он.

– Я думала, что ты разозлишься на меня. – Она уже рыдала, хлюпая носом.

Тут директор Ма рассмеялся во весь голос.

– Я? Разозлюсь? В жизни не был менее раздражен, чем сейчас. – Он поцеловал ее в макушку. – Судьба, возможно, подарит мне сына.

На следующее утро Лилия сообщила семье за завтраком, что она их скоро покинет. Свой секрет она предпочла сохранить в тайне, чувствуя, что в недосказанности была некоторая сила. Если откровенно, Лилия хотела в первую очередь скрыть свое положение от Яшмы. На их взаимоотношения легла тень некоторой непреодолимой неловкости с тех самых пор, как Лилия перешла на работу в «Гранд-Ориентал». Подруги продолжали улыбаться друг другу и обмениваться любезностями, но обе остро ощущали невозможность быть искренними друг с другом. Лилия полагала, что источником прохладцы, остудившей их дружбу, была ревность со стороны Яшмы. Лилия теперь была звездой в самом престижном театре Сеула и спутницей одного из самых состоятельных антрепренеров города. А Яшма, неестественная и неприветливая, не проявляла той радости, которую ей надлежало демонстрировать. В свою очередь, Яшма считала, что напряженность в их отношениях была связана с решением Лилии не сообщать ей об уходе в другой театр почти что до самого последнего момента. Как Лилии могло прийти в голову, что Яшма – ее лучшая подруга – будет препятствовать ее успеху и счастью?

В день переезда Дани, Луна и Яшма помогли Лилии снести к машине саквояжи с одеждой.

– Гораздо больше вещей, чем когда я вас сюда привезла десять лет назад, – пошутила Дани, изображая, будто бы сейчас переломится под тяжелой ношей. – Руки отваливаются.

Однако именно Дани настояла на том, чтобы они лично, а не служанки, носили вещи. Когда все добро было уложено в багажник и на задние сиденья, Дани заключила в свои руки лицо Лилии, словно та еще была маленькой девочкой.

– Ты дочь моей двоюродной сестры, мы с тобой не самая ближайшая родня. Но я всегда относилась к тебе, как к собственной дочери. После десяти лет под одной крышей мы ведь стали одной семьей, так ведь? – В глазах Дани не было ни намека на слезы, но ее голос все-таки дрогнул.

– Тетушка Дани, мы с вами всегда будем одной семьей, – мягко ответила Лилия, обнимая тетю. Затем она по очереди подошла к Луне, Яшме и Хисук. Ее уже поджидал урчащий заведенный автомобиль, выбрасывающий в небо облачка теплого дыма с частичками сажи. Шофер открыл ей дверцу. И они отправились прочь.

* * *

Отбытие Лилии наложило едва заметную пелену уныния на дом Дани. Особенно ясно ощущалось ее отсутствие за завтраком, когда они обычно собирались вместе за одним столом. Как и всегда, Дани застряла в состоянии между неистовым проявлением чувств и отстраненностью от любых сантиментов. В первом случае в ней говорила ее природа, во втором – ее принципы. Дани никогда не признавалась в том, что она чувствует грусть или опустошение. Лишь самый внимательный наблюдатель мог бы отметить некоторую перемену в ее обычной манере держать себя уверенно и невозмутимо. Луне же были хорошо известны внутренние механизмы, которые руководили Дани, и она четко сознавала, что тетя очень скучает по племяннице.

Сама же Луна, переживая в определенной мере расставание, нисколько не сетовала на него. С возрастом она испытывала более нежные чувства к младшей сестре. Однако взросление способствовало закреплению их личных особенностей, и с каждым годом сестры все меньше нуждались друг в друге. Луна просто радовалась тому, что Лилия расцвела пышным цветом и что у сестры было все необходимое для счастья. К тому же Луна понимала, что Лилии было достаточно всего двух вещей: любящего мужчины и музыки.

Что же касается своего собственного счастья и элементов, из которых оно должно было сложиться, Луна испытывала гораздо больше сомнений. Точнее, она никогда не задумывалась об этом, поскольку сама мысль о счастье казалась ей чужеродной и недостижимой. С тем же успехом можно было рассуждать о том, не хочет ли она пожить на Луне. Наиболее близким к счастью состоянием были для нее те ночи, когда дочь, прижимаясь к ней всем телом, умоляла подложить ей руку под голову вместе подушки.

– Чем тебя подушка не устраивает? – интересовалась Луна, указывая на цилиндр из мягкого шелка, набитый высушенными лепестками хризантем и бобами мунг.

– Нет-нет! Хочу спать на твоей руке, мама! – протестовала Хисук, уютно устраиваясь рядом с матерью. Луна вздыхала с показным раздражением, что очень веселило девочку. Они забавляли себя такими нелепыми играми, правила которых были известны только им. Например, Хисук оглашала: – Нос, лоб, подбородок, щека, бровь. – И Луна награждала поцелуем каждый названный участок лица. Когда она сбивалась и целовала не туда, мать и дочь заходились в безудержно веселом хохоте. Видя чистое обожание в милом личике девочки, Луна преисполнялась уверенностью, что ничто и никто больше не имеет ни малейшего значения в ее жизни.

В этом, возможно, и заключалось все счастье Луны, хотя от одной мысли об этом ей казалось, что она слишком эгоистична и не заслуживает лучшей доли. Луна никоим образом не стремилась к счастью целенаправленно, а лишь хотела накопить достаточно денег, чтобы обеспечить достойное будущее для себя и дочери. Она решилась воспитать Хисук как нормальную современную девушку. Именно потому Луна тщательно избегала любых интрижек. Только так Хисук имела бы возможность получить полноценное образование и выйти замуж за приличного человека. Высшие сословия отправляли своих дочерей учиться в Японию и даже в Европу. Стало