Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как мило! – Яшма больше уже не могла изображать наигранное равнодушие. – А что с ним произошло?
– Ножку сломал. Мы его отнесли домой. Папа обвязал ему лапку тряпочкой, чтобы дать ей зажить. Сестры и я по очереди кормили совенка цикадами. Так и назвали его, кстати: Картоха.
– Прелесть! – вздохнула она. – Ножка-то у него зажила?
– Да, зажила. Он повсюду ходил за мной. Когда уставал – начинал пищать, просясь мне на плечо. Он также пищал, когда меня дома не было. Часами ждал меня у ворот. А потом он подрос, наступила осень… Мы не могли вечно искать ему насекомых. Нам уже тогда было не до детских забав. Родители сказали, что надо избавиться от Картохи. Вот я и отнес его в тот же лес, где нашел его. Он все пищал и бежал за мной. Наконец я его подобрал, усадил на дерево и попрощался с ним.
– Какой ужас! А вдруг он так и остался сидеть там, пока не умер с голоду? – В голосе Яшмы звучали слезы.
– Он тогда уже постоянно махал крылышками. Уверен, что с ним все в порядке, – ответил Ханчхоль. В детстве он еще не знал, что совки вынуждены осенью мигрировать через Южное море. Но об этом он не сказал, чтобы не заставлять ее страдать.
Яшма силилась сдержать таинственное томление, которое, зарождаясь в груди, растекалось по всему ее телу, словно хмельной дурман. Любовь охватывает человека и сразу, и постепенно. Влюбившись в него с первого взгляда, Яшма теперь переживала момент откровения, когда женщина знакомится с душой любимого. Ей казалось, что у него было доброе сердце и что он мог открыть сокровенное только ей. Возможно, это она вдохнула в него нежные чувства. Осматривая его широкие плечи, длинные ноги и руки, сильную спину, тонкую талию и крепкие бедра, Яшма ощущала сострадание к тому молодому человеку, которым он стал: привлекательному, умному и способному юноше, стесненному семьей и обстоятельствами. Ей уже хотелось хоть как-то снять с него преждевременно возникшее бремя ответственности, чтобы его черты расслабились и загорелись живым светом, как это случилось прошлой ночью. Некоторые люди от природы питают склонность к чтению, подсчетам всевозможных сумм или зарабатыванию денег. Сердце же Яшмы было предрасположено к тому, чтобы дарить людям любовь. И оно уже устремилось вперед, дабы принести счастье этому молодому человеку.
– Вы, наверное, совсем без сил, господин Ханчхоль, – сказала Яшма. – Я выйду здесь.
– Здесь, сударыня? – От ее дома их отделяло еще несколько кварталов.
– Да, здесь, – твердо заявила она. – Если хотите – оставшуюся дорогу прогуляемся вместе.
Он помог ей сойти с повозки, и она с трепетом отметила, что он легонько сдавил ее руку, прежде чем отпустить ее. Они продолжили путь пешком. Говорить уже не было необходимости, и в этом была своя доля прелести. Они могли полностью сконцентрироваться на ощущении близости друг к другу. Яшма задалась вопросом: была ли какая-либо другая прогулка в ее жизни более приятной, чем эта? С ее лица не сходила улыбка. Они мало рассказывали о себе, но между ними установилось поразительное взаимопонимание. Люди могут обмениваться бесчисленным множеством слов, но вообще не чувствовать желания узнать друг друга. А с тем самым родным человеком особо говорить не нужно, чтобы чувствовать тонкую связь между вами. Все это осенило Яшму, пока они шли к воротам ее дома.
Яшма снова попыталась заплатить ему, но он упреждающим жестом сунул что-то ей в руку. Письмо. Пока она, раскрасневшись, пыталась справиться с волнением, он наградил ее обаятельной улыбкой (хотя и не столь расслабленной, как прежде) и откланялся. Яшма прошла в дом. Уединившись в безопасности своей комнаты, она зажгла свечу и, с колотящимся сердцем, начала читать письмо. Он признавался, что восхищался ею не один год, с их самой первой встречи. У него совсем не было оснований надеяться, что она будет готова ответить ему взаимностью, но он все же чувствовал облегчение теперь, когда снял с себя обузу тайны. Он был готов к тому, что она никогда не захочет его больше видеть. Ему нечего было предложить ей. Все, чего он хотел, – чтобы она была счастлива, безмерно счастлива. Она всячески этого достойна.
– Но ведь и я так же отношусь к нему! Я желаю ему только счастья, – прошептала она, сворачиваясь на покрывале. Ее охватило мучительное оживление.
Следующей ночью Ханчхоль держал тревожный караул у театра, не зная, будет ли у него шанс увидеться с ней. Несколько месяцев назад Яшма вскользь упомянула любовника Лилии, который то ли направлял за той шофера, то ли сам отвозил ее домой на черном автомобиле. Найти себе подобного возлюбленного для Яшмы не составило бы труда. Какого-нибудь богача, который хотел завести себе содержанку, вторую жену, а возможно даже и законную первую жену. Весь Сеул восторгался Яшмой в роли Чхунхян. Ее фотографии не сходили со страниц газет и журналов. Даже если Ханчхоль как-то умудрился заинтриговать ее и польстить ее самолюбию, он все равно был не в том положении, чтобы вступать в отношения с какой-либо женщиной, будь то подобающе невинная и трудолюбивая девушка или – тем более – актриса.
Пока такие мысли проносились у него в голове, открылась боковая дверь, и на улице показалась Яшма. Все ее естество будто бы стремилось найти его. Свет фонаря залил ее слева, высвечивая небольшой, но красивый лоб, блестящие веки, изящную переносицу и милую левую скулу, но оставляя правую сторону лица в тени. Когда она наконец отыскала его взглядом, Яшма расплылась в лучезарной улыбке, и показалось, что ночное небо порозовело, не дождавшись рассвета. Она выглядела не просто красивой. Все в ней, как в напевах ночных пташек, было полно скрытого жизнеутверждающего смысла. Он позабыл все внутренние сомнения. Он мог думать только о том, как слиться с ней в объятиях.
Глава 16
Потому что ты это ты
1928 год
За прошедшие месяцы Лилия уяснила себе, что директор Ма вел себя не как обычные люди. Он не пытался скрывать чувства. Как-то в ресторане он заставил повара переделать целый ужин из двенадцати блюд. А все оттого, что в одном из них ему попался лук, на который у него была аллергия. В силу этой особенности ухажера Лилия беспокоилась о том, что он скажет, когда она с