Из безвольной, пустой, руки Де-Лии капало что-то темное.

– Де-Лия, у тебя идет кровь.

Стряхивая остатки кошмара, Крона преодолела расстояние между ними и оказалась рядом с сестрой. Она схватила ее за запястье, повернув вверх руку, с которой капало. Де-Лия не сопротивлялась.

Бинты, которые Крона заметила раньше, исчезли, маленькие порезы покрылись корочкой. Но под ними, на подушечках трех пальцев появились новые – из них и текла кровь.

– Придется штопать теперь, – фыркнула Крона. – Вот почему, когда ходишь во сне, лучше держать меч вне досягаемости.

– Бу… бу… – сказала Де-Лия, и это был единственный произнесенный ею слог – просочившийся, как капли из закрытого источника.

– Бу-бу-пора-в-кроватку, – сказала Крона, помня о сабле и поддерживая сестру за плечи.

Де-Лия повернулась, делая неуверенные шажки, и Крона медленно повела ее в комнату. Де-Лия слабо, но так жалобно застонала, что сердце Кроны сжалось. Она привыкла видеть сестру жесткой, сильной. А это ее детское состояние вдруг обнаружило, насколько хрупкая она внутри. Де-Лия никогда не любила показывать уязвимость, но вот она – воплощение уязвимости.

– Ш-ш-ш, – успокоила Крона. – Я помогу. Пойдем, обопрись на меня.

Де-Лия неуверенно выполнила, что ей сказали, и Крона осторожно взяла саблю за рукоять и вытащила ее из ослабленных рук сестры. Должно быть, она нанесла себе только один порез, потому крови на клинке не было. Она неловко уложила старшую сестру на постель, а затем положила саблю на подоконник.

Де-Лия снова застонала, скривив лицо – видимо, она с чем-то боролась в стране грез. Крона подождала, пока она успокоится, и на цыпочках пошла на кухню.

Может, она и была просто тенью, ведомой – пусть Трей что угодно о ней думает. Но, даже если ты идешь по стопам других людей, все равно можешь сделать благое дело – подхватить их, если они споткнутся.

Два года назад

Старый чванливый торговец магическими предметами каждый день в одно и то же время запирал лавку и шел обедать в закусочную, расположенную в трех кварталах от его лавки, где подавали горячий суп. Хозяйка этой закусочной знала и его имя, и то, что он будет заказывать, так же хорошо, как дни недели. Но, несмотря на то, что суповарщица легко отличала бобы от ячменя, она была доверчивой и необразованной, стремясь угодить всем, кто входил в дверь ее закусочной, не задумываясь об их мотивах. И она была довольна, если ей удавалось накормить их досыта. Единственным человеком, которого она могла заподозрить в злых намерениях, мог бы стать только ненавистник супа.

Себастьян, который теперь выдавал себя за работодателя Мелани, довольно хорошо знал суповарщицу, потому что тоже был ее постоянным клиентом. Он проводил так много времени в лавке масок, пытаясь предупредить ничего не подозревающих покупателей об опасности, что район торговли магическими предметами уже казался ему вторым домом.

Так что он не очень приветствовал идею Мелани задействовать суповарщицу.

– Я думал, мы собираемся лишь немного его ограбить, а не отравить.

– Мой дорогой достопочтенный месье Лейвуд, – сказала она, держа его под руку, пока они шли по улице, осматривая местность. – Я же говорила, Белладино кое-что знает. Кое-что полезное. Это не яд, это лекарство. Он просто будет очень долго спать и после пробуждения почувствует себя отдохнувшим. Так даже лучше, потому что мы не собираемся красть маски. Мы заплатим ему, оставим новые квитанции об оплате, заменим старые. Его вообще ничего не насторожит до тех пор, пока не подойдет срок возврата масок, а их не вернут. Поверь, лекарство просто расслабит его. И ничего страшного с ним не случится.

Мелани произнесла это с такой уверенностью, что сама удивилась. Она довольно долго ухаживала за больными родителями, поэтому кое-что понимала в лечении. Она знала, что можно добавить в напиток, чтобы облегчить боль, как зашить глубокую рану и всякое такое. Но теперь она знала, что была лишь любительницей. Все ее прежние знания оказались каплей в море целительства по сравнению с теми, которыми обладал Белладино. А теперь и она.

Когда она смотрела на сорняк, пробивающийся сквозь щели между брусчаткой, в ее голове упорядоченно появлялись факты об этом растении. Она видела все рецепты, в которых его можно было использовать: именно те рецепты, которые, по мнению Белладино, способствовали исцелению. Она знала, что эту траву можно использовать в пасте для чистки зубов и добавлять в отвар от тошноты. Она знала, что корни ядовиты, но, если листья обрывать медленно, растение будет постоянно давать новые побеги даже зимой.

Потянув Себастьяна за руку, она остановила его и присела. Она провела кончиками пальцев по зеленым усикам, потом вырвала сорняк и положила в карман.

Хорошо, что мастер Белладино был целителем – ведь в ином случае он мог легко использовать накопленную мудрость для темных дел. Даже сейчас, думая о том, что нужно добавить в микстуру, чтобы хозяин лавки проспал ровно столько, сколько нужно, она прекрасно знала, как превратить временный сон в постоянный. Чуть больше легочных грибов, чуть больше серы и чуть меньше воды – и владелец лавки прекратит свое существование. А самое главное, никто даже не заподозрит отравления. Целители, менее опытные, чем Белладино, будут говорить о плохом питании и густой крови. А о целителях с опытом, больше, чем у Белладино, ей еще не приходилось слышать.

Вот такими глубокими знаниями она теперь обладала.

– С ним все будет в порядке, – заверила она Себастьяна.

Надо только, чтобы Себастьян добавил кое-что в суп лавочника, когда суповарщица отвлечется.

Утром в день, когда они собрались реализовать свой план, Мелани проснулась от ужасного зуда на лбу. Она поскребла лоб ногтями и почувствовала под рукой вспухшие тонкие шрамики. Может, ее ужалило какое-то насекомое ночью?

Понимая, что ей все равно нужно снова сменить повязку на руке, Мелани встала и, пошатываясь, направилась к умывальнику в углу комнаты, стараясь не разбудить мать. Шторы были пока еще задернуты, но полоса солнечного света уже освещала посеребренное стеклянное зеркало. Сначала она не обратила внимания на свое отражение, сосредоточившись на руке. Пальцы и ладонь сильно болели, и боль пульсировала, распространяясь вверх по запястью. К счастью, она так держалась за решетку, что сгибы суставов не касались ее. И она могла сгибать пальцы, не испытывая особой боли.

Новые медицинские знания, витавшие в ее голове, подсказали ей, что самые серьезные ожоги достались мизинцу и безымянному пальцу. На них, скорее всего, останутся шрамы.

Она намазала их мазью из небольшой аптечки, которую купил для нее Себастьян, и снова забинтовала руку.

Вздохнув, она украдкой взглянула на себя в зеркало и встретилась с собственным взглядом. Но вместо того, чтобы обменяться раздраженными взглядами с отражением, она сразу обратила внимание на пятно на лбу.