доверяя тело и жизнь Жене.

– Что-то идет не так, – тревожно подметил Мельников, подойдя к Тане, и накинул ей на плечи олимпийку. – С Алисой что-то не так.

Алиса с Евгением скользили спиной вперед находясь параллельно друг другу. Громов был уверен в своих силах, а Алиса отчетливо ощутила, как задрожали ноги. В животе в одну секунду всё сжалось, в который раз за пару минут вызывая сильную тошноту. Раньше они с Женей всегда в один и тот же момент били лезвием или зубцами по льду, взмывая вверх, но сейчас, прислушиваясь к странным ощущениям и беспричинному страху, Алиса упустила ту самую секунду. Боковым зрением видела, что Женя уже в воздухе, а она ещё нет. Занервничав и засмотревшись, она потеряла координацию. Выполнив только один оборот, Алиса разгруппировалась и упала. Трибуны шокировано ахнули.

Алиса не привыкла падать. Она с трудом подняла себя руками со льда, подобно ребенку потерянно оглянувшись вокруг. В зеленых глазах заблестели подступающие слёзы. Не таким должно было быть её возвращение. Не так должна кататься трехкратная чемпионка мира. Но Громов подхватил её, поставив на коньки, и не дал расклеиться окончательно. Они продолжили программу.

Арсений, не сводя глаз с Алисы, быстро перебирал ногами вдоль борта, направляясь к Ольге Андреевне. Таня бежала за ним.

– Что происходит? – требовательно и с претензией, смешанной с волнением, спросил Арсений.

– Ты с ней не поговорил, – кивнула сама себе Ольга Андреевна, – так вот результат…

Ступни Алисы, обтянутые белой кожей коньков, свело. Ощущение, будто в ботинки кто-то щедро насыпал битого стекла. Ноги не слушались и не желали кататься так, как раньше. Уверенно и первоклассно. И программа шестикратных чемпионов Европы, трехкратных чемпионов мира и бронзовых призеров Олимпийских игр выглядела плачевно. Громов был стабильно хорош, где-то даже превосходя себя благодаря прооперированной спине, но Алиса была совершенно на себя не похожа. С каждым новым движением она расклеивалась всё больше и больше.

Они начали заход на тройной выброс и Арсений, наблюдая за муками любимой женщины, побелел от ужаса. Таня, стоявшая рядом, шумно вздохнула, судорожно прикрывая рот ладонями. Алиса упала из выброса. Удар пришелся на боковую поверхность бедра и серьезных повреждений удалось избежать. Она осталась сидеть на льду не столько из-за боли, сколько из-за немого шока, сковавшего её. Она не могла так кататься. Впрочем, она уже и не каталась.

Музыка продолжала звучать, но Женя понимал, что это – конец. Он поднял руки над головой, перекрестив их и давая понять, что программа окончена. Затем помог Алисе встать. Вцепившись в него, Калинина уткнулась в шею, начиная рыдать. Она сминала ладонями его футболку, желая спрятаться от взглядов вокруг, от всех, кто был на трибунах, за бортом и за судейскими позициями. Хотелось просто раствориться. И провалиться. Под ледяную гладь.

– Лучше уйдите, – посоветовала Арсению и Тане Ольга Андреевна, понимая, что ни Громов, ни Калинина сейчас не хотят видеть никого и ничего. С трудом Тане удалось увести Мельникова в сторону, но тот продолжал смотреть на Алису. Она рыдала. Его любимый рыжик рыдал – так искренне и по-детски – только и успевая утирать покрасневшие глаза. Трибуны аплодировали, поддерживая расклеившихся чемпионов и недоумевая после такого выступления, а Громов ушел в себя, переставая слышать что-либо. Он машинально поглаживал спину Алисы, но мыслями был далеко не здесь. Сбылся один из самых страшных кошмаров. Теперь, несмотря на все его титулы, помнить будут именно это выступление. Теперь он прослывет как «некогда успешный фигурист, который не смог вовремя остановиться».

– Алиса, что случилось? – Евгений вышел со льда первым, подавая руку и помогая переступить за борт.

– Мне страшно, – тихо проговорила она, смотря под ноги. Было стыдно смотреть в глаза партнеру и тренеру.

Мельников, наблюдая эту заминку у борта со стороны, в определенный момент не выдержал и пошел к Алисе. Плотину терпения прорвало окончательно. Таня побежала за ним и в последний момент схватила за руку.

– Сеня! «Нет!» – громко произнесла, утягивая его назад.

Громов, услышав её голос, на мгновение отвлекся от Алисы и обернулся. Брови недовольно съехались к переносице. Таня тянула разъяренного чем-то Арсения на себя и что-то суматошно пыталась ему втолковать.

– Пора отправляться слушать оценки, – мягко произнесла Ольга Андреевна.

– Если нам за такое поставят хоть что-то, – мрачно добавил Громов. Однако Алису он продолжал приобнимать за талию всю дорогу до зоны «kisscry». И это немного, но успокаивало.

– Ты сменил парфюм? – нахмурилась Алиса, когда Евгений бережно посадил её на небольшой диванчик.

– Нет, – отрицательно качнул головой Громов, с обидой и шоком отмечая, что сейчас голову Алисы могут занимать такие мелочи, а не их крах на глазах у тысяч людей.

«Alisa Kalinina and Evgenij Gromov have earned for the free program 68.82 points. They are currently in the fourth place!»

На трибунах воцарилась гробовая тишина. Алиса приложила ладонь ко рту. Окружающим могло показаться, что она сделала это от ужаса, но она лишь пыталась совладать с очередным рвотным позывом.

Громов к таким оценкам совершенно не был готов. Он проиграл не только Тане, но и французской паре, которая объективно слабее их с Алисой раз в десять, а также итальянцам, которые теперь занимали третье место.

И это произошло не на каком-нибудь чемпионате мира и не на Олимпийских играх, где собирались лучшие из лучших. Это произошло всего лишь на этапе Гран-при. Для Громова это удар ниже пояса. Он не стал реагировать на услышанное, а лишь поднялся с дивана и ушел в подтрибунное помещение. Алиса сразу побежала в ту же сторону, но намеревалась найти туалет.

Ошарашенные Татьяна, Илья и Арсений проводили их шокированными взглядами. Они обошли их по баллам. Обошли легендарную пару Калинина/Громов. Но радости от этого никакой не было. Разве что только Илья с трудом убрал со своего лица улыбку и отошел в сторону, начиная звонить маме, чтобы с восторгом рассказать, что после короткой программы они первые. И, учитывая состояние и форму Алисы, после произвольной программы они, вероятнее всего, останутся на этом же месте и станут победителями.

Таня и Арсений продолжали без единого слова стоять рядом и смотреть перед собой. Арсений чувствовал гнев, смешавшийся с пустотой. Странное, отравляющее чувство. Его любимая женщина расклеивалась, падала, плакала. А он находился где-то в стороне. Последние месяцы Арсений постоянно осуждал Громова за то, что тот, догадываясь как несладко Тане, ни разу не помог ей, не оказался рядом. И сейчас Мельников понимал, что сам был не лучше. Он такой же. Возможно, даже хуже. Ведь он не пренебрегал видеться с ней каждую ночь и заниматься сексом, оставляя для себя это удовольствие несмотря на то, что днем между ними снова нависали немые обиды и невысказанные претензии.

Таня в ту минуту и вовсе переживала сразу за четырех людей одновременно. За Алису, которую прекрасно понимала, потому что упала на чемпионате Европы, будучи в паре с Громовым. За самого Громова, который, несмотря на свои не самые лучшие человеческие качества, такого не заслужил. Спортсменом он был великим и легендарным, и такие оценки для него – кошмар наяву. За Арсения, который видел собственными глазами боль любимой женщины. И, наконец, за себя, понимая, что в таком состоянии Громов вряд ли сможет нормально с ней поговорить. Он снова будет во власти не самых хороших эмоций. И в последний раз такой разговор закончился фразой «ты – никто».

* * *

Евгений сидел на кушетке в подтрибунном помещении напротив медицинского кабинета, ожидая, пока оттуда выйдет Алиса. В коридоре кроме него никого не было, и это было поводом для радости. Меньше всего Громову хотелось видеть глаза журналистов или коллег, в которых читалась бы либо насмешка, либо жалость. Ни того, ни другого Женя в свой адрес не переносил.

– Тебе стоит выплатить мне моральную компенсацию, – рядом раздался тихий женский голос, вынуждая Громова поднять голову. На кушетку опустилась миниатюрная молодая женщина, бывшая канадская одиночница, закончившая карьеру год назад – Эми Стайз.

– За что? – устало поинтересовался Евгений, закрывая глаза и запрокидывая голову. Он был недоволен тем, что его одиночество, так необходимое сейчас, было нарушено.