Диего тряхнул головой:

– Кто ж его знает?!

– В смысле тебя?

– Ну да, да, меня!

– Я думал, результат получился хороший.

Телохранитель растерянно кивнул:

– Да хороший… Только… Что с ним теперь делать?

– С результатом?

– С парнем этим!

Ну вот мы и добрались до возникновения нужного эффекта. Как ни странно, когда хорошего много, такой перебор воспринимается куда тяжелее, чем когда много как раз плохого. С плохим человек приучен что делать? Бороться, а значит, крепнуть духом и телом. А хорошее расслабляет, причем до такой степени, что в какой-то момент с ужасом понимаешь: все, ты уже полностью разучился сопротивляться. И тут же тебе по голове что-нибудь ка-а-ак шмякнет! В смысле размяк, а неприятности они же везде и повсюду…

Особо продвинутые в плане личного самосохранения личности очень тонко чувствуют подобную опасность еще на ранних подступах. И поэтому всячески стараются избавиться от «хорошего», как только оно мелькнет у горизонта.

– А ничего. Пусть идет на все четыре стороны.

– Отпустить?

– Второй вариант ты знаешь. Он тебе больше нравится?

Диего мрачно засопел.

Ну да, убивать не будешь. Как можно покуситься на жизнь человека, которому сама сеньора оказала честь своими чувствами? Жаль, Амано вряд ли понял, что без признания его будущее было намного неопределеннее… Хотя мог понять. А вот дотумкивать, почему я всеми правдами и неправдами выбивал из него три простых слова, ему лучше и не надо. Обидится смертельно. Одна надежда: запомнит все, что ощущал в этот момент, а когда времени свободного станет чуть больше, проанализирует полученный опыт.

– Тебя что-то смущает?

– Он же не уйдет.

А вот это в отношении капитана чертовски верно подмечено. Но тут еще проще: и спрашивать никто не будет. Достаточно продиктовать Барбаре координаты. Так что плохо не то, что мой напарник будет цепляться руками и ногами за… даже неважно, Элисабет или свои чувства к ней. Плохо, что он будет возвращаться. Раз за разом, заррраза.

– Об этом я позабочусь.

На лице телохранителя ясно читался вопрос: «Как?» Но sombra же не выдают свои профессиональные секреты, верно?

– Да, позабочусь. А теперь вернемся к Мигелю. Он подходит на должность?

– Как посмотреть. По сравнению с сеньорой он, конечно, больше всего умеет.

– Но?

– У него нутро дурное. Темное.

– Разве во главе клана может стоять невинный ангел?

Диего хмыкнул:

– Вот, и ты не веришь…

– Во что?

– Знаешь поговорку про рыбу? Ту, что гниет с головы?

– Хочешь к смрадному трупу приставить свежую голову?

Он скривился, будто и в самом деле болел душой за судьбу клана.

– В каждом человеке есть и добро, и зло. Поровну. И люди всегда тянутся к тому, что сильнее. Если во главе клана встанет тот, для кого честь и справедливость – не пустые слова, и все остальные…

Наконец-то ситуация стала совершенно ясна. Особенно причина, по которой Элисабет искренне попалась в ловушку.

– А ты романтик. Пламенный революционер-пацифист.

– А такие бывают? – задумался верзила.

– Будешь первым – это еще почетнее!

– Смеешься…

– Ни капли.

– Это глупая мечта, я знаю.

– Нормальная. Я бы даже сказал, достойная мечта.

– Только она не осуществится, – вздохнул Диего.

– Зря ты так думаешь. Сколько осталось пунктов? Два?

– Вообще-то три. Третьим идет голосование Совета.

– Ну до него мы точно доберемся.

– Как? – На этот раз он все-таки спросил.

– Узнаешь, – пообещал я.

У меня не было четкого представления о том, как достичь только что самим же собой поставленной цели, но ощущения подсказывали: я на верном пути. А значит, свернуть не получится, потому что события уже взяли меня за шкирку. Остается только по возможности уворачиваться от встречных и попутных неприятностей.

В Дип-Дип-Тауне день наступает только на окраинах, а в центре района круглосуточно царят сумерки. Даже огни витрин не такие, что разрывают темноту, а мягкие и вполне уютные… Если не помнить, что в тумане может скрываться любая бяка.

А еще, в полном соответствии с этим искусственным временем суток, людей на улицах виднелось весьма умеренное количество. Зато из распахнутых дверей всевозможных кафешек, ресторанов, игорных клубов и прочих увеселительных заведений доносились голоса. Великое множество голосов. Можно было даже подумать, что весь «криминально-напряженный» Дип-Дип-Таун с утра до вечера только и делает, что прохлаждается.

К одной из таких дверей подошли и мы. Привратник, а по совместительству, скорее всего, еще и вышибала, пропустил нашу пеструю компанию внутрь без единого вопроса и лишнего взгляда. Прямо в темный коридор, по стенам которого одинокими светляками горели лампы. И только там, отойдя на несколько десятков метров от входа, Диего вручил нам с Элисабет бусины наушников и пленки микрофонов.

– Это для связи. На всякий случай. Далеко они не берут, но, если захотите пошептаться, никто подслушать не сможет.

Узкий коридор вполне мог обвивать собой по периметру весь ближайший квартал, потому что мы шли, казалось, невыносимо долго. Наверное, это был один из нескольких сотен потайных ходов, и куда на самом деле он выводил, оставалось только гадать: помещение, в конце концов распахнувшее перед нами двери, своими размерами было едва ли меньше стадиона.

Огромное пространство, погруженное в мутный мрак. Кое-где по нему двигались тени, едва отличимые от фона лишь в те моменты, когда приближались к редким источникам света – полоскам ламп, оконтуривающим столы. За многочисленными столами, как можно было понять, располагались люди, но ни их фигуры, ни лица было толком не рассмотреть. Должно быть, в этом зале собрались представители всех мафиозных кланов планет Федерации. И, честно говоря, было даже немного приятно сознавать, что маленькая, хрупкая Элисабет почти как равная может находиться здесь, в средоточии силы. Криминальной, да. Но ведь у любой монеты всегда найдутся две стороны.

– Ваше место, сеньора. – Возникший из мрака человек, одетый, как официант, подвел нас к еще не занятому столу.

Кресло рядом с этим предметом мебели стояло, разумеется, одно. Для главаря, так сказать. Но меня это устраивало более чем: появлялась возможность беспрепятственно сохранять дистанцию, околачиваясь у другой стороны стола.

Если присутствующие и переговаривались между собой, то в пространстве зала любые звуки, похоже, таяли почти сразу же, как слетали с губ. Видимо, облицовка мебели и прочего хлама была шумопоглощающей – для пущего сохранения конфиденциальности. Впрочем, на столе присутствовало устройство, с помощью которого, видимо, можно было легко донести свое мнение до сведения остальных. При специально нажатой клавише. Забавное сочетание: иллюзия анонимности и одновременно четкая привязка человека к его словам. Да, те, кто сидит в этом зале, не видят лиц друг друга, но имена явно знают. Думают, что, скрывая лица, могут скрыть мысли и намерения? Ну флаг им в руки, как говорится. Пусть тешат себя надеждами.