— Это немыслимо! — взорвалась Кэтрин. — Я так хотела увидеть настоящую сестру, а вы… Какая жестокая и корыстная шутка! Я этого просто не вынесу!

Резко развернувшись, она вылетела из комнаты. Гримстон и пожилая дама вышли следом за ней.

Когда за ними захлопнулась дверь, Нелл не могла сдвинуться с места, оглушенная произошедшим.

Ладонь Саймона мягко легла ей на плечо.

— Мне очень жаль, что все так получилось, — тихо сказал он, — я думал… — он коротко засмеялся, — нет, я не подумал. Честно говоря, я не ожидал увидеть их здесь сегодня, и тем не менее с моей стороны было весьма неразумно не предвидеть этого.

Нелл покачала головой. Какая разница, когда им пришлось бы столкнуться?

— Неудивительно, что мама забрала меня, — пробормотала она. — Я хочу сказать, моя… вторая мама.

— Да, — задумчиво сказал Саймон после недолгой паузы. — И все же жаль, что она это сделала.

Его пальцы коснулись ее щеки, и она с удивлением поняла, что плачет.

— Все же это было преступление, — тихо произнес он. — Ты заслуживаешь гораздо большего.

— Правда? — прошептала Нелл сквозь слезы.

Кэтрин сказала, что не было и ночи, чтобы она не молилась о возвращении сестры. Но потом так и не признала Нелл.

Слезы лились по щекам, словно кровь из раны. Нелл чувствовала себя оскверненной осознанием того, чего не хотела знать.

«Я и есть та похищенная девочка, — думала она, — но теперь никто не хочет моего возвращения».

Карета была просторной. Когда они ехали на вечер к Аллентонам, Саймон сидел на противоположном сиденье, чтобы не помять шлейф платья Нелл. Теперь, когда супруги возвращались домой, он сел рядом с ней.

— Надо было сделать все по‑другому, — заговорил он, когда карета тронулась. — Надо было лучше подготовиться, тогда все могло бы пройти иначе.

Нелл пожала плечами. Язык ее не слушался. Теперь, когда ее слезы высохли, она чувствовала смущение. Слезы выдали ее чувства. Она так мечтала об этой встрече с сестрой, представляла себе самые разные варианты того, что произойдет, когда они наконец увидят друг друга! И вот это случилось… Почему ее теперь должно заботить, признала ее эта девица или нет?

Потому, что эта девица ее сестра. Сегодня Нелл посмотрела ей в лицо и почувствовала… что‑то необыкновенное. «Ты — это я, — мелькнуло у нее в голове. — Я — это ты».

Однако Кэтрин Обен не захотела иметь с ней ничего общего.

— Ну конечно, какая теперь разница, — сказал Саймон. — Ее поддержка была бы весьма кстати, но сегодня тебя признали шестьдесят аристократов Лондона, шестьдесят самых высокопоставленных знатных особ. Это все‑таки победа. Завтра все городские газеты будут трубить о твоем чудесном возвращении. — В его голосе слышались нотки утешения. Он пытался сгладить неприятное ощущение после разговора с Кэтрин и ее опекуном.

У Нелл сдавило горло. Нащупав руку мужа, она схватила ее и переплела свои пальцы с его пальцами, не поднимая на него глаз. Ее душевная боль была слишком огромной, слишком острой, чтобы справиться с ней доводами разума или словами утешения.

«Зачем ты это сделала, мамочка?»

Джейн Уитби лишила ее возможности расти в той среде, к которой она принадлежала по рождению. Она лишила ее любящей семьи — отца, матери, сестры.

— Нет причин так переживать, — сжал ее пальцы Саймон.

— Конечно.

— Ты веришь мне?

Она кивнула и прижалась к нему всем телом. Наверное, ему лучше знать о ее шансах в суде.

— Ты была сегодня великолепна, — тихо произнес Саймон, ласково проводя тыльной стороной ладони по ее щеке. — Лучшего нельзя было и ожидать.

Ну да, это же было своего рода представление, игра. Она получала от него большое удовольствие, как озорная девчонка, которой ее притворство сошло с рук. И только Кэтрин с презрением увидела в ней фабричную работницу.

Возможно, и виконтессу не удалось обмануть. Вероятно, ее речь и манеры объяснялись не только ревностью.

— Ты спал с леди Суонби? — неожиданно задала она вертевшийся на языке вопрос.

Он сразу напрягся, потом, после довольно долгой паузы, сказал:

— Да. Но это было до тебя.

— А сейчас?

Он повернул к себе ее лицо, приподнял подбородок и очень серьезно произнес:

— Сейчас я женат.

Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, потом Нелл тихо сказала:

— Понятно.

В это мгновение экипаж остановился на перекрестке, и она отстранилась от Саймона под предлогом, что хочет выглянуть из окна. В ярком свете магазинных витрин по улице шли многочисленные пешеходы в субботних вечерних нарядах, поблескивали фальшивым золотом набалдашники мужских тростей, плюмажи из перьев трепетали на дамских шляпках.

— Я никогда не буду знать и половины того, что знает она, — проговорила Нелл, глядя в окно.

— Кто, Кэтрин?

— И она тоже.

— Мне кажется, ты неправильно поняла характер моих отношений с виконтессой, — медленно произнес Саймон. — Она никогда не имела для меня большого значения.

Нелл мысленно приказала себе молчать, но терзавшие ее страхи рвались наружу.

— Бог с ней, с виконтессой. Саймон, я ничего не знаю о музыке, о том, как нужно прикасаться к клавишам рояля… Мне ведь достаточно того, что пианист нажимает на правильные клавиши. — Она почти истерически хохотнула.

— Зато есть сотни вещей, которые ты знаешь, а я нет, — с готовностью возразил он. — Мы же можем учиться друг у друга, милая.

Она отрицательно покачала головой. Он знал, что и как говорить. Это умение было у него доведено до совершенства. Оно было частью бесконечного обаяния Саймона. И внутренний голос подсказывал ей, что он действительно верит в то, что сейчас ей говорит. Но это сейчас. Будет ли так всегда?

Повернувшись к нему, Нелл прижалась лицом к манишке, вдыхая запах крахмала, цитрусовые нотки одеколона и запах его кожи. Ей так хотелось верить ему!

Он обнял ее за плечи, прижал к себе, и это было для нее как круг для тонущего. Теперь она понимала, зачем Бог дал человеку руки.

Она подумала, что беречь свое сердце от сильного чувства теперь уже нет никакого смысла, потому что она уже потеряла его. Отдала другому человеку.

Неожиданно снаружи кто‑то постучал. Саймон молча потерся подбородком о ее волосы и посмотрел в ту сторону, откуда доносился стук.

Нелл прикусила губу. Она знала, что это значит. Там, на ночной улице, кто‑то умирал от голода.

— Брось им монетку, — прошептала она.

— Но я не ношу с собой мелочь.