задаются вопросом о том, откуда возник у Бергсона интерес к проблемам комического. Мы не обнаружили пока ответа, который бы дал объяснение. Возможно, на представлении какой-то из пьес Мольера он еще в юности впервые задумался над тем, почему люди смеются при виде комических положений, неуклюжих движений. А может быть, здесь сыграла свою роль упоминавшаяся выше книга Спенсера «Слезы, смех и грациозность» – ведь ее отголоски явно слышатся в бергсоновском анализе грации. «Смех», конечно, не может претендовать на исчерпывающий анализ проблемы комизма, здесь фактически рассматриваются лишь некоторые ее аспекты. Бергсон привлекает для иллюстрации своих идей довольно узкий круг авторов, центральное место у него занимают пьесы Мольера, он говорит также о Лабише и других драматургах, которые могут быть отнесены к тому же ряду. Но вот комедий, скажем, Шекспира он не касается вовсе, и это понятно, ведь в его схему они не вписываются. Формы смеха, рассмотренные им, также ограниченны: он не уделяет внимания, скажем, смеху от радости, от избытка жизни, раблезианскому смеху[268]. Все это объясняется, очевидно, тем, что Бергсона интересовали здесь не проблемы эстетики или литературоведения, хотя «Смех» имеет значение и с эстетической точки зрения. Это эссе важно прежде всего как веха его философской работы, развития его концепции, как один из нечастых для раннего Бергсона примеров специального обращения к этико-социальным проблемам.

Вскоре после публикации «Смеха» вышла в свет книга английского психолога Д. Салли «Опыт о смехе». Выше мы упоминали о том, что еще в Анже Бергсон, вопреки высказывавшемуся им нелицеприятному мнению о современной ему психологии, с интересом изучал работы Салли и даже перевел одну из них; теперь же он прочел его сочинение о смехе и в 1903 г. опубликовал рецензию на него в «Revue philosophique». Книга Салли охарактеризована здесь как наиболее полная и документированная работа о смехе, где комическое рассматривается с различных точек зрения. Критический разбор, проведенный Бергсоном, позволяет уточнить его собственный подход. Автор, полагает Бергсон, проявил себя, как и в прежних сочинениях, тонким и проницательным психологом, но за многообразием освещенных им аспектов смеха, обилием деталей исчезает представление о целом. Метод, избранный Салли, позволяет только «вращаться вокруг предмета», но не дает возможности выделить существенное (способность к постижению сути вещей станет вскоре у Бергсона одной из главных черт интуиции, в отличие от анализа). В книге названо много причин смеха, но неясна важнейшая из них, выявление которой прояснило бы всю проблему: «Если бы, к примеру, было признано (как это сделали мы сами в работе на ту же тему), что уже в детских играх причиной смеха являются главным образом известные механические комбинации или результаты автоматизма, было бы очевиднее, что косность, автоматизм, недостаток эластичности и гибкости в социальной жизни вызывают смех и у взрослого человека, который, таким образом, играет с одушевленными марионетками, оставаясь большим ребенком»[269].

Как воздействует на индивида его социальное окружение, каким образом язык, усваиваемые человеком мнения, навыки влияют на его духовную жизнь, изменяют его самого, присущий ему способ самовосприятия и самопонимания – эти проблемы Бергсон начал рассматривать еще в диссертации. Постепенно расширялся контекст, уточнялись подходы; «Смех» – один из этапов на этом пути. Но в целом в работах раннего периода очерчены лишь некоторые линии решения этих проблем, хотя сделан и ряд выводов, существенных для дальнейших исследований. Подробное рассмотрение данных сюжетов – еще дело далекого будущего.

1900 год стал для Бергсона важным рубежом деятельности. В мае этого года он занял, после смерти Ш. Левека, кафедру древней философии в Коллеж де Франс и начал регулярно читать там курсы лекций по философии. И данное событие не только стало одним из наиболее значимых в его жизни, но и оставило отчетливый след в истории самого этого учебного заведения, в анналах которого вряд ли запечатлен еще период, сопоставимый с периодом «взлета» Бергсона. Возможно, судьба в свое время распорядилась правильно, воспрепятствовав его работе в Сорбонне. В Коллеж де Франс он получил большую свободу, возможность читать лекции, не следуя какой-то установленной программе; здесь он был избавлен от рутинной деятельности по проверке письменных работ, приему экзаменов (чего он в особенности не любил) и нр. Но главное, что в Сорбонне ему, вероятно, психологически пришлось бы труднее: именно оттуда зазвучат вскоре голоса традиционно настроенных профессоров, возмущенных насаждением идей «иррационализма». Как вспоминал Э. Жильсон, в начале XX века позитивисты еще занимали довольно прочное место на университетских кафедрах: даже на гуманитарном отделении сильны были традиции и дух сциентизма[270].

Преподавание Бергсона строилось по следующему плану: по пятницам он излагал слушателям собственные взгляды на ту или иную философскую проблему, по субботам комментировал классические сочинения мыслителей разных эпох. Согласно правилам Коллеж де Франс, лекционные курсы должны были ежегодно обновляться. В начале XX века Бергсон прочел здесь лекции, посвященные широкому кругу проблем: об идее причины, истории идеи времени в ее отношении к философским системам, эволюции теорий памяти, эволюции идеи свободы, о теории воли, формировании и значении общих идей. Он проанализировал сочинения Александра Афродизийского и Плотина, «Физику» и «Метафизику» Аристотеля, рассмотрел общие принципы философии Герберта Спенсера, принципы знания Беркли, учение Спинозы и др. Эти лекции принесли Бергсону известность и успех. Современники, посещавшие их в ту пору, вспоминали, с каким интересом и энтузиазмом воспринимали слушатели взгляды Бергсона, отмечая их новизну и оригинальность. Идеи новой философии, излагавшиеся им с мастерством подлинного оратора, произвели тогда на многих впечатление резкой перемены философской перспективы[271]. «Старый мир, который рисковал умереть с тоски, потому что не видел вокруг себя ничего нового, еще не сказанного, который вращался в заколдованном кругу приевшейся ему спекуляции, вдруг подымает голову, чувствует освещающую его зарю и видит синеющие дороги надежд, открытые перед ним на еще не изведанном им горизонте», – так описывал это впечатление Ф. Гранжан в книге о Бергсоне с характерным названием «Революция в философии»[272].

В Коллеж де Франс вокруг Бергсона объединились его ученики, часть из которых слушали раньше и его лекции в Высшем педагогическом институте; среди них – писатель и публицист Шарль Пеги (как раз в этот период он начал издавать журнал «Cahiers de la Quinzaine», где обсуждались проблемы социальной политики и культуры), Жак Маритен и его жена Раиса, Габриэль Марсель, Этьен Жильсон, Анри Фосийон, Жан Валь, Эдуард Краковский, Танкрсд де Визан и др. Столетие назад лекции Бергсона стали для его студентов – сколь бы ни были впоследствии различны их собственные пути в философии, литературе или искусстве – сильнейшим стимулом к творчеству;