- Да хоть бы понять, какого именно, - ответила я. – Со Фу сказал: догадайся, чего хочет император. Мне-то откуда знать.

   Брунгильдин кузнец ухмыльнулся и что-то сказал на чиньяньском. Брунгильда перевела:

   - Говорит, император такой же человек, как другие, а все люди хотят одного и того же.

   - Чего?

   - Чтобы их любили такими, какие они есть.

ГЛАВА 18

Я должна, должна была догадаться. Все сходилось, ошибки быть не могло: Камичиро – это Неми. Белый как соединение всех цветов, человек, который пожирает девиц (ну просто потому, что они ему не нужны – он же мужчин любит) и император, который хочет, чтобы его любили таким, какой он есть. Этого все хотят, как верно заметил муж Брунгильды, но для тех, кто отличается от большинства, это особенно важно.

   Теперь я знала, кто Камичиро, но вот беда – из всех императоров ему я, пожалуй, меньше всех нравилась. Оставалось загадкой, почему он подарил мне заколку и вступился за меня. Я-то, грешным делом, временами думала, он бесится оттого, что влюблен в меня, а я все с другими хоровожусь, но теперь стало ясно: он просто ревновал. И при такой его ко мне неприязни – как мне узнать у него что-то про шлем?..

   Кутаясь в плащ, который дал новый распорядитель, я брела по влажным дорожкам, и на пышном серебристом меху оседала мелкая морось. Под плащом я прятала книжку, спертую тогда в пещере у Айю. Разобрать-то, понятно, я там ничего не разобрала бы – так, скуки ради думала полистать. В садах нынче было безлюдно – видно, и девки, и императоры прятались от дождя, хотя, казалось бы, какой там дождь – так, мелкий дождичек. По-хорошему, мне надо было заняться делом – пригрозить Замочку, чтоб отвел на Сам Сунь, а не то всем про них с О Цзынь расскажу; узнать, как Ворон (и жив ли он вообще – поди знай, что с ним сделал Айю); не мытьем, так катаньем подольститься к Снежку. Словом, хлопот невпроворот, но мне хотелось в кои-то веки остаться одной хоть на полденечка – спокойно поразмышлять, переварить вчерашнее. Но вместо того, чтоб подумать о деле или, по крайней мере, книжку почитать, я, расплываясь в улыбке, пялилась на мокрую листву и цветы и вспоминала об Айю и обо всем, что случилось ночью.

   Как он смотрел на меня!.. Наверное, мне следовало бы благодарить Ворона – если б он не увязался за мной, если б не стал приставать ко мне, я бы и дальше думала, что для Айю я кто-то вроде котенка: милый, забавный, но плакать не станешь, если куда-то денется.

   Не то чтобы у меня ни с кем ничего не было. Я много кому нравилась. С одним на посиделки сходишь, с другим поцелуешься, с третьим беседы до рассвета ведешь. Тот же Некрута – чуть не полгода мы с ним держась за ручки ходили да миловались.

   Но ни один из них ещё не был для меня особенным. Ни из-за кого у меня до сих по не замирало сердце. Ни по ком я не тосковала, ни за кого не боялась, ни о ком так не переживала, как об Айю. Мне и так за радость было хоть видеть его – но теперь, когда я поняла, что и я ему не безразлична, в моих жилах будто бежал вместо крови огонь, и вся я была до краев наполнена пряным медом – а за спиной вырастали крылья, и мнилось мне, вот-вот взлечу. Все, чего я хотела – чтоб поскорее настала ночь, и я вновь смогла увидеть его. Стоило мне расстаться с ним – и мне уже его не хватало. О том, что буду делать, когда придется покинуть Чиньянь, думать я не хотела. Впрочем, все решено. Я уговорю Айю уехать со мной. И в Белолесье, где никто не будет проклинать, ненавидеть его и хотеть убить, он будет счастлив. А мне, любит он меня или нет, только того и надо. Лишь бы был жив и здоров и я могла видеться с ним каждый день.

   - Эй! Малинка! Иди-ка к нам!

   В мои мысли ворвался знакомый голос, и я, вздрогнув, обернулась. Из беседки, битком набитой девками и императорами, мне приветливо махал Огонек. Подавив досаду, я изобразила улыбку и направилась к ним.

   Они играли в местную игру с разноцветными камушками на разлинованной доске. Я правил не знала: невесты под руководством императоров увлеклись ею, пока я ходила в служанках, и до меня доносились лишь обрывки взволнованных восклицаний и ликующих или горестных воплей, когда кто-то проигрывал или побеждал. Так что присоединиться я не могла, но они тоже играли не все: Воруйка, Ферфетка и ещё одна невеста наблюдали, Веточка, по обыкновению, рисовал. Со страхом и трепетом я взглянула на Ворона, который, угрюмый и бледный, сидел в стороне от всех и не удостоил меня даже взглядом. Вид у него был неважный. Меня жгло любопытство: как же, все-таки, Айю собирался заставить его молчать? И успел ли он уже предпринять что-то? Если да, стало быть, нарушил слово, данное мне – обещал ведь, что не станет появляться во дворце.

   - Что читаем? – Медок поскочил ко мне и выхватил из рук книжку прежде, чем я успела ему помешать. – «Наставления о том, как понравиться девице!» Ого! Так вы, невеста Малинка, оказывается, себе подобных предпочитаете?

   Я безуспешно пыталась выхватить у него книгу, но Медок со смехом отскочил от меня.

   - Так-так, что у нас тут… «Дабы завоевать девицу, будь с ней холоден и непреклонен. Ежели открыто выразишь ей свои чувства, дева будет пренебрегать тобой». «Никогда не давай понять красавице, будто увлечен ею. Женщины злы и неблагодарны – они используют чистоту и пламень твоей любви лишь для того, чтобы подчинить тебя». Эй, ваше величество Текки! Это, что ли, ты читаешь?

   Ворон собрался было ответить, но я опередила его.

   - Ну что вы, - сказала я. – Вы недооцениваете императора Текки. Судя по тому, что здесь сказано, его величество это написал!

   Все зашлись хохотом, и книжку у Золотка забрал Огонек.

   - «Ежели хочешь завоевать ее сердце, заставь ее терзаться ревностью. Приблизь, а затем оттолкни. Дева должна постоянно пребывать в замешательстве относительно твоих истинных