Многочасовая ходьба по тайге – предприятие не то чтобыособенно изматывающее, но однообразное и нудное. Обзора нет никакого, глазутыкается в сплошную стену деревьев, сухие веточки легко ломаются, хрустя,когда ты их задеваешь, от сучьев покрупнее, живых, приходится уворачиваться, тои дело лицо встречает невесомо-липкую паутину. Хорошо еще, почти не попадаетсяна пути непроходимого бурелома, но иногда все же приходилось огибать высоченныевыворотни. Гнуса то ли стало поменьше во второй половине дня, то ли с нимнемного свыклись, и он перестал раздражать – но все равно через каждый часмазались вонючей дрянью, испарявшейся столь же быстро, как основатели «пирамид»с денежками вкладчиков.

Живности вокруг хватало – то непуганые белки, винтом взмывпо стволу, цокали сверху, то с фырчаньем взлетал табунок рябчиков и приземлялсяне особенно далеко – дичь словно чуяла, что палить по ней не будут. Зверьепокрупнее и пообстоятельнее на глаза себя, понятно, не выставляло – успевалоуслышать шаги издали и бесшумно растаять в чаще. Узенькие звериные тропкивстречались раза четыре, по одной они даже прошли с полкилометра, очень удачнобыла протоптана, почти совпадая с их маршрутом. Неширокий ручей перешли, сваливпоперек молодую сосну, отталкиваясь от дна двумя специально вырубленнымислегами.

В два часа дня Данил объявил привал. Валентин ни словечкомне протестовал против того, что командование как-то незаметно перешло к Данилу,вообще хлопот с белобрысым не было ни малейших – рта почти не разевал, двигалсямягко и бесшумно, без единого лишнего движения, казался неутомимым ибезостановочным, словно робот. Но именно это, признаться, Данилу и не нравилось– он не ощущал рядом с собой присутствия ч е л о в е к а, рослый блондин сбесшумным автоматом на плече был отделен неким силовым полем, тормозившим всеэмоции и выпускавшим наружу лишь снисходительное равнодушие. И Данил до сих порломал голову, прикидывая: прав он или нет, у ж е вынеся решение и поставивточку?

Слава богу, Лара причинила меньше хлопот, чем он опасалсясначала. Час за часом топала след в след за белобрысым, не пища и не жалуясь,первое время немного замедляла ход всей цепочки, но довольно быстро приладиласьне спотыкаться. И Данил успокоился, ухмыльнувшись про себя: что делает с людьмизолото…

На привале она облегченно охнула и повалилась навзничь, дажене подумав сбегать в кустики. Корявый разжег крохотный костерок, отгоняя дымкомпоредевшую мошку. Данил вновь заставил девчонку снять кроссовки и тщательноисследовал кожу на ногах, шлепая ладонью, когда начинала попискивать изаявлять, что ей щекотно.

– Ну, ничего, – сказал он облегченно. – Нестал бы я тебя брать в долгий маршрут, но день-другой с тобой неприятностей небудет…

– Совершенно бесполезные пространства, – обронилВалентин. – При одной мысли, что э т о тянется на тысячи километров,цивилизованному человеку становится не по себе.

– А как насчет «зеленых легких планеты»? – сленивой подначкой бросил Данил.

– Ну разве что.

Они устроились на отлогом склоне, под кедром. Ощущениятрудно было описать словами: вокруг все было, как п р е ж д е, как сто тысячлет назад, когда человек ютился по пещерам. З д е с ь не изменилось ничего, и вмощь оставшейся где-то вдали цивилизации верилось с трудом – впрочем, в ееразумность не верилось вообще…

Съели по банке тушенки на двоих. Выпили кофе из отыскавшихсяв рюкзаке у Валентина английских банок – армейских, саморазогревающихся. Иминут через двадцать Данил поднял группу, наплевав на умоляющие взгляды Лары.

– Ничего, – ухмыльнулся он, забрасывая автомат наплечо. – Чем больше протопаем до темноты, тем меньше останется на завтра.Так что – форвертс, фройляйн…

И вновь – липкая паутина на щеках, шуршат крыльямивзлетающие рябчики, мелькнул черный хвост удирающего за дерево соболя, чуть слышнохрустнув, ломается черно-серый, словно бы из затвердевшего пепла, сучок,расступаются сочные ветви папоротника, порой достающие тебе до макушки, россыпиогромных червивых маслят, которым так и суждено сгнить. Иногда обходишьтемноватый сырой овраг, иногда осторожно перелезаешь через поваленное ветромподтрухлявевшее дерево, щебечут птицы, названия которых ты, как городскойчеловек, давно забыл, а то и не знал вовсе…

Сжалившись, он на четверть часа остановил группу, чтобы Ларамогла вдоволь попастись в малиннике, а сам все это время стоял с автоматом подрукой – где малинник, там может оказаться и медведь, сейчас они сытые испокойные, но зверь есть зверь, следует бдить…

Около семи вечера слева послышалось тонкое металлическоезудение, Данил торопливо вытащил из футляра бинокль, но вертолет прошел слишкомдалеко, десятикратная оптика поймала лишь пятнышко на горизонте, цветом почтисливавшееся с тайгой.

Песню «А вокруг голубая, голубая тайга» написал какой-точудак, отроду в тайге не бывавший. Заросшие тайгой горы даже на большомрасстоянии не выглядят голубыми, остаются столь же зелеными, разве что чутьподернувшись дымкой, делающей их темнее… Вот б е з л е с н ы е горы – те,точно, кажутся издали голубыми…

Около десяти вечера они остановились в распадке, у ручья.Можно было пройти еще с километр, но Данил решил остаться у воды, вскипятитьчай. Английский кофе – вещь хорошая, но чай как-то привычнее, и организму с нимне в пример приятнее…

Валентин нажал кнопочки, присмотрелся к менявшимся цифрам.

– Неплохо, господа. Тридцать шесть километров.

– А не сто тридцать шесть? – без малейшегонаигрыша простонала Лара, валявшаяся уже босиком. – Сколько там осталось,пятьсот?

– Около двенадцати, если учесть, что идти придется непо прямой, – сказал Валентин. – Ты же сама не захочешь идти прямикомпо горам?

– Нет уж, избави господи… Джентльмены, суньтекто-нибудь в рот сигарету, сил нет в карман залезть. Мерси. Темнеет-то какбыстро…

Темнота, в самом деле, накатывалась мгновенно. Валентинподсел к Данилу с картой, посветил фонариком:

– Завтра пойдем по этому вектору. Придется пересечьдорогу, она здесь петляет. Это, как я понимаю, обрыв…

– Непременно.

– А дальше начинается долина… Что это вы делаете?!

– Багульник добавляю, – сказал дядя Миша, бросая взакипавший чайник кусочки наломанных веточек. – Для аромата. Только иделов… Все, сейчас настоится. На карауле стоять ночью будем?

– Обязательно, – сказал Данил. – Кто из васлучше переносит «собачью вахту»?

– По-моему, я, – кивнул Валентин. – Опытабольше.

– Значит, я стою первым, – сказал Данил. –Потом дядя Миша, потом вы… Только учтите, ручей так плещет, что ночью можетнеизвестно что почудиться, стреляйте с разбором…

– Постараюсь, – с ледяной вежливостью ответилВалентин.

Срубив несколько молоденьких сосенок, поставили подобиепалатки, и Данил загнал остальных трех спать. Сам устроился у прогоревшегокостра, положив рядом автомат на кучку лапника. Жаль, что нельзя было взятьтолковую собачку, с ней спокойнее, любой сюрприз учует издали…