– Иди искупайся, смой всю блевоту. – Порылся врюкзаке, нашел ее камуфляжный комбинезон, пластиковый пакет с бельем, сунул вруки. – Ну, шагом марш! И потом чтоб ходила по струнке… В воде можешьпохныкать, но когда вернешься, чтобы ни слезинки на морде… Пошла!

Она побрела к ручью, пошатываясь и спотыкаясь на ровномместе. Борус поглядывал на него одобрительно.

– Как это вы так спокойно… – тихо сказал Данил.

Борус его прекрасно понял. Выпрямился и отчеканил:

– Это все равно были отбросы… Товарищ Сталин называлнас эллинами Азии, а эти животные вели себя, как последняя погань. Чтоподелать, наверняка помесь…

«Господи, еще один ницшеанец, – подумал Данил. –Черноволосая бестия… Белокурая у нас уже есть, теперь будет негатив, длякомплекта… Две бестии разной масти – это что-то, господа, это что-то! Валентин,правда, вслух ничего не высказывает, но все равно по роже видно, стоитвспомнить, какую харю скорчил, войдя в избу – между прочим, вполне опрятную…»

– Продолжим, однако, воспитательный процесс, –сказал он, подходя к Валентину, которого уже почти освободил дядя Миша. –Что же вы так лопухнулись, сокол мой? Я о подготовочке в вашей конторе быллучшего мнения…

Валентин, выкашливая последние табачные крошки, поднялся наноги, пожал плечами. На сей раз он не сумел остаться полностью непроницаемым,некое смущение на физиономии все же проявилось.

– Как у вас говорят, и на старуху бываетпроруха, – сказал он, на миг отведя глаза. – Кто мог подумать, чтокакие-то дикари…

Борус негромко прервал:

– Между прочим, предки этих дикарей уже имели своюписьменность и читали ученые книги, пока ваши предки приносили в жемайтскихлесах в жертву людей…

– О, простите. – Валентин вновь сталпрежним. – Я хотел только сказать, что логику непрофессионала и егоухищрения предугадать не всегда возможно… – Его глаза былихолодными. – Я вижу, КГБ получил численное преимущество? Два противодного?

– Двое отставников против одного строевика, –поклонился Борус. – Это вас, быть может, утешит? Нам уже выше неподняться, а вы до генерала можете докарабкаться…

Литовец, слегка усмехнувшись, поклонился:

– Вашими молитвами.

Борус тоже раскланялся и пошел прочь, бросив через плечо:

– Пойду приведу коня.

– Вы, кстати, в каком звании? – спросилДанил. – Я только сейчас сообразил, что не знаю… Запамятовал как-тоспросить.

– Майор.

– Неплохо… Если учесть, что вы моложе меня лет надесять.

– На одиннадцать. – Валентин улыбнулся. – Нувот, теперь я могу преспокойно поворачиваться к вам спиной… Если бы замышляличто-то, удобнее случая представиться не могло – списать меня на этих вот… былопроще простого.

– Я вашему генералу давал слово офицера, – сухоответил Данил. – А я такими вещами не шучу. Даже теперь.

– Однако приготовили подстраховку?

– Ну, не совсем я, – сказал Данил. – Этоместный кадр. Прелюбопытнейшие вещи, оказывается, творились вокруг долиныпоследние сорок пять лет…

– Командир! – жалобно воззвал дядя Миша. –Может, мы их пока хоть прикроем? Крутовато все же…

Они минут за пять уложили трупы рядком и прикрылиполотнищем, в котором, похоже, нужды больше не было. Его как раз хватило, чтобыукрыть тела полностью. Оглядываясь временами, Данил видел, что Лара, ужеискупавшись и переодевшись, назад не торопится, сидит над ручейком, повернувшиськ ним спиной, этакая печальная нимфа здешних вод. По правде говоря, у него тожестоял в горле комок, но он знал, что вытерпит. Когда умирают те, кто хотел тебяубить, особой тоски и душевного дискомфорта как-то не испытываешь…

Над полотнищем уже жужжали мухи. Показался Борус, ведя вповоду низкорослого монгольского конька – головы коня и человека были на одномуровне, а это означало, что конь даже крупнее собратьев. Данил оглянулся натех, которые столь неожиданно достались в наследство. Увы, ковбой из него неполучится, сто лет не ездил верхом. Он все же хотел подойти, но конишарахнулись, прижимая уши, визжа и скалясь. Данил плюнул и отступился. Коньможет цапнуть почище собаки, а эти дикари всю руку способны оторвать…Великолепные, вообще-то, животные – сутками могут скакать без устали,пропитание добывают сами, зимой копытят траву из-под снега.

Борус привязал своего Россинанта поодаль, подошел и сказал:

– Вам их не взять, здорово приучены к хозяину…

– Ведь сдохнут же на привязи?

– Да нет, когда проголодаются, перегрызут арканы иуйдут.

– Домой?

– Конечно, в армыш.[5] Это далековато,пока там забеспокоятся, мы уже будем на месте…

– Но ведь могут оказаться и другие такие шайки?

– Боюсь, могут… – кивнул Борус. – Мысправимся с любой, но лучше побыстрее уходить. Чтобы никто не связал эту падальс нами.

– Пожалуй, – кивнул Данил. Повернулся к ручью икрикнул: – Мисс, мы ждем только вас!

Лара неохотно подошла, избегая встречаться с ним взглядом.Лицо у нее было совершенно сухое, а вот в глазах затаилось н е ч т о –отпечаток первого горького и страшного опыта, прекрасно знакомый Данилу подругим ситуациям и другим людям. Отпечаток этот остается навсегда, понимающиелюди его всегда усмотрят…

– Вот так и учит жизнь, – сказал он тихо,наклонившись к ней.

Лара вскинула на него глаза:

– А ты бы правда смог…

Усмехнувшись, Данил поднял с земли флягу с коньяком,содержавшуюся в качестве НЗ, отвинтил стаканчик, потом колпачок. Наполнилстаканчик до половины и бесцеремонно подсунул к ее губам:

– Пей. Пей, кому сказал… Молодец. А черт его знает,прелесть моя, что бы я смог, что нет. Лучше не доводить до таких ситуаций, воти все…

– Кто это такой? – спросила она шепотом.

– Хороший человек.

– Т в о й человек?

– А как же, – сказал он браво.

– А он поможет…

Данил сделал скромные глаза, и она покладисто умолкла… Аведь будет недурная сцена, когда она сообразит, что клад везут абсолютноблагонравно для передачи властям. Следует заранее прикинуть, как ее унимать.Хорошо еще, без оружия осталась, все спокойнее…

Он оглянулся и махнул рукой:

– Снимаемся, господа! Пошел аргиш!..[6]