— Нет. — Мэтью снова надолго замолчал. Ему былотрудно продолжать, но он все же нашел в себе силы наконец высказать то, что ужемного лет не давало ему покоя. — Ты не согласилась, и сейчас я думаю, чтоты поступила правильно. Мне кажется, я бы вряд ли ушел от Арлетт. Я собирался,я хотел и даже верил, что сумею, по в конечном итоге не смог. Отчасти это былоиз-за работы… В отставку я все-таки ушел, но это произошло только через шестьлет, на середине моего третьего срока в правительстве. И все же пост, который язанимал, пе был главной причиной. Все дело было в Арлетт. Лишь много времениспустя я понял, что она не собиралась меня отпускать. Когда бы я ни попыталсяосвободиться, у нее нашелся бы новый трюк, новая отговорка, новая причина, покоторой я не должен ее бросать. Нет, она не любила меня, во всяком случае, нетак, как ты. Просто Арлетт не хотела уступать меня другой женщине, терять свойстатус. Назови это эгоизмом, собственническим инстинктом — как угодно, сути этоне меняет. По большому счету, на ее желание обладать мною, пусть даже чистоформально, можно было не обращать внимания, но ты, к сожалению, не могла такпоступить. И это твое упрямство, твой каприз, твоя придать, как я тогда этоназывал, бесили меня чуть ли не Дольше всего. Я не понимал, почему ты такстремишься узаконить наши отношения. Увы, далеко не сразу я попил причину — тыне француженка. Большинство моих соотечественниц на твоем месте легкопримирились бы с подобным положением вещей. В нашей стране menage a trois —«брак втроем» — является самым обычным делом. Главное для наших женщин —соблюсти внешние приличия, но ты была воспитана иначе. Любые отношения,построенные на лжи и обмане, ты считала чем-то непрочным и аморальным, и вомногом ты была права. А наши отношения, к несчастью, были построены именно налжи, только обманывал я не тебя, а себя. Когда я обещал развестись с Арлетт, яговорил совершенно искренне, хотя подсознательно с самого начала знал, что наэто мне не хватит мужества. И когда ты сказала, что мы должны расстаться, япочти возненавидел тебя. Мне казалось, что ты поступаешь со мной несправедливои жестоко, но теперь понимаю — ты сделала правильный выбор. Если бы тыосталась, в конце концов я все равно причинил бы тебе боль — быть может, дажебольшую. — Он вздохнул. — Наши последние месяцы были сущим кошмаром.Мы ссорились из-за пустяков, ты постоянно плакала. Потеря ребенка сильно натебя подействовала, да и я был не в лучшем со стоянии…

— Что же стало последней каплей? — тихо спросилиКэрол.

— Не знаю. Может быть, еще одна моя ложь, еще однаотсрочка. Однажды утром ты просто начала укладывать вещи. Я так и не развелся сАрлетт, больше не обращался к адвокатам, к тому же мне предстоял новый срок вКабинете министров. Я пытался все объясню но ты не стала меня слушать. Меньшечем через неделю ты уехала в Штаты вместе с детьми, даже не дождавшись, показакончится учебный год в школе у Энтони Я сам отвез вас в аэропорт и посадил всамолет. У трапа — дети были уже в самолете — мы оба заплакали, и ты сказала,чтобы я позвонил тебе, если я разведусь. Но я так и не развелся. И продолжалработать в правительстве. Я был нужен своей стране и — в какой-то степени —Арлетт. Она не любила меня, но за тридцать лет мы слишком привыкли друг кдругу, можно-сказать — срослись, как порой соединяются стволами два дерева,растущие слишком близко, и мне казалось, что с моей стороны будет жестокобросить ее.

Я звонил тебе в Лос-Анджелес, звонил несколько раз, но мненечего было тебе сообщить, нечем обрадовать, и в конце концов ты не сталаотвечать на мои звонки. Потом я узнал, что ты продала наш дом, и сразу отправилсяна рю Жакоб, чтобы взглянуть на то место, где я был так счастлив с тобой, но споловины пути повернул обратно. Мне казалось, если я увижу его снова, моесердце просто разорвется от боли.

— В тот день… ну, когда произошел взрыв, я былагам, — сказала Кэрол. — Я как раз возвращалась в отель, когда всепроизошло.

Мэтью внимательно посмотрел на Кэрол. Старый особняк почти всамом центре Парижа значил для них обоих слишком много. Он был их укромнымубежищем, их тихой гаванью и любовным гнездышком, где они любили друг друга игде зачали своего ребенка. И сейчас, когда Кэрол все вспомнила, она не могла неспросить себя, как повернулась бы ее жизнь, если бы она тогда не упала состремянки, а Мэтью — нашел в себе силы развестись с женой. Впрочем, ей тут жепришло в голову, что — как он и говорил — этого, скорее всего, никогда бы непроизошло. Мэтью был француз, а французы-мужчины всегда считали совершенноестественным делом иметь любовниц и незаконнорожденных детей. Насколько Кэролзнала, эта традиция насчитывала уже несколько веков, и даже сейчас положениеизменилось мало. Подобное поведение по-прежнему считается во Франции почти чтонормой, но для нее такой образ жизни был неприемлем. Несмотря на свою мировуюславу, в душе Кэрол оставалась простой девчонкой из американской глубинки, ивпитанные с молоком матери моральные устои не позволяли ей жить с мужем другойженщины. Об этом она много раз говорила Мэтью, но он, к несчастью, не придавалбольшого значения ее доводам. Да и самой Кэрол казалось тогда, что всекак-нибудь образуется.

— Мне кажется, нам вообще не следовалосходиться, — сказала она.

— У нас не было выбора, мы так любили другдруга! — ответил Мэтью.

— Это не так! — Кэрол слегка повысила голос.Просто мы с тобой не сумели сделать правильный вы бор. Вместо этого мы наделалиошибок и заплатили: л них слишком дорогую цену. Я, во всяком случае, они долгоне могла тебя забыть. К счастью, я встретила человека, который стал моимпоследним мужем. Только тогда мысли о тебе отступили на второй план.

— О том, что ты вышла замуж, я узнал из газет. Кажется,это было лет десять назад, — проговорил Мэн и Кэрол кивком подтвердила егослова. — Я был очень рад за тебя и… ужасно ревновал, — добавил он сусмешкой. — Твоему мужу чертовски повезло.

— Я бы так не сказала. Два года назад он умер от рака.Он был замечательным человеком.

— Так вот почему Джейсон здесь! А я-то гадал…

— Он бы все равно приехал. Джейсон тоже очень хорошийчеловек. — Кэрол не дала Мэтью договори п.

— Восемнадцать лет назад ты так не считала, — произнесМэтью с раздражением, которое, впрочем, было легко объяснимо. Сам он не былуверен, что даже сейчас Кэрол могла бы сказать что-то подобное о нем. Передсамым разрывом она уж точно не считала его хорошим. Напротив, Кэрол безобиняков заявила ему, что он лгал ей и что поступать так может только человекбез чести и без совести. Эти слова ранили Мэтью особенно глубоко, потому что доэтого момента никто не мог назвать его бессовестным. Даже враги, которых у негобыло достаточно, признавали его абсолютную честность. И все же, надо признать,у Кэрол было право так говорить.

— Джейсон был хорошим человеком, когда мы поженились, исейчас я могу сказать о нем то же самое, — добавила Кэрол. — В концеконцов, нам всем приходится дорого платить за наши грехи и ошибки. Русскаяманекенщица, на которой он женился, бросила его, и довольно скоро. Онирасстались еще до того, как я вернулась из Парижа.