— Я почти ничего об этом не помню. — Кэрол но жалаплечами, гадая, какими были эти два года, о которых Мэтью говорил с такойгрустью и с таким восторгом. Она, однако, чувствовала, что он не преувеличил ичто время, которое они прожили вместе, действительно было очень счастливым ирадостным, хотя и небе облачным, так как у Мэтью, как он только что скачи ибыла весьма непростая жизнь. Высокая политика и все, что было с ней связано,составляли главный смысл его жизни. Но потом в его жизнь вместе с Кэрол вошлалюбовь. Кэрол заставила его сердце биться как в юности, она словно оживила егосамого.

— Расскажи еще что-нибудь о нас с тобой, —попросила она.

— В наш первый год мы встречали Рождество вместе ствоими детьми в Гонтааде, в Швейцарии, — сказал он. — Потом ты сталасниматься в Англии, а я на каждый уик-энд летал к тебе. Когда ты вернулась вПариж, я встретился с адвокатами, чтобы начать бракоразводный процесс, ноАрлетт снова упросила меня этого не делать, утверждая, что не в силах вынестигазетной шумихи, избежать которой, учитывая мое положение, действительно было невозможно.Кроме того, мы были женаты двадцать девять лет, и я подумал, что обязанпроявить к ней хотя бы элементарное уважение, коль скоро я больше ее не любил.Она знала, что мое чувство к ней давно остыло, как знала и то, что я люблютебя, но не держала на меня за это зла. Напротив, она говорила, что хорошо меняпонимает и что я ничем ей не обязан — и все же настаивала на том, чтобы мыотложили развод еще на какое-то время. В тот год как раз истекал срок моегопребывания на посту министра, и я надеялся, что, когда меня отправят вотставку, она не ранет возражать против развода, но случилось непредвиденное.Меня снова включили в состав кабинета. Когда я шел к тебе с этой новостью, японятия не имел, как ты на нее отреагируешь, но ты согласилась подождать ещеполгода, и я воспрянул духом. К этому моменту мы были вместе уже год — самыйсчастливый год в Моей жизни, и будущее виделось мне безоблачным и прекрасным. Япоговорил с женой, и Арлетт обещала, что не станет возражать против нашегоразвода. Но прошло всего несколько месяцев, и в правительстве разразилсягромкий скандал, в который оказались замешаны несколько высокопоставленныхдолжностных лиц. На этом фоне мой развод мог привлечь к себе не слишкомблагожелательное внимание, и я попросил тебя дать мне еще год, пообещав, что поистечении этого срока сам подам в отставку и уеду с тобой в Штаты.

— Ты никогда бы этого не сделал, — вставилаКэрол. — К тому же в Лос-Анджелесе тебе было бы очень неуютно — этот городслишком не похож на Париж.

— Да, наверное, не сделал бы, — согласился с нейМэтью. — Но не потому, что мне не нравится твоя страна. Просто япочувствовал, что у меня есть обязанности перед Францией… и перед моей бывшейженой. Я не мог их бросить и заниматься только своими проблемами, потому чтоэто было бы нечестно. И все же я считал, что, когда я отойду от дел, ничто непомешает мне уехать с тобой хоть на край света. Так оно, наверное, и случилосьбы, но снова произошло нечто непредвиденное и непоправимое.

— Да, — мягко сказала Кэрол, дружеским жестом беряего за руку. — Твоя дочь погибла в автомобильной катастрофе. Это былоужасно.

— Ей было всего девятнадцать. Она поехала в горы, чтобыпокататься на лыжах с друзьями, но на скользкой дороге ее машина столкнулась сдругой и упала с обрыва. Она обгорела так, что ее пришлось хоронить, в закрытомгробу. Именно на похоронах я понял, что я смогу оставить Арлетт. Это было быбесчеловечно и недостойно.

Кэрол вздрогнула, отчетливо вспомнив, как много лет назадМэтью говорил ей эти же слова. И, сама того не подозревая, ответила ему теми жесловами, которые произнесла тогда:

— С самого начала нашего знакомства ты говорил, чтоуйдешь от нее. Ты говорил, что ваш брак давно существует лишь на бумаге, но этооказалось не так. Тебе все время казалось, что ты чем-то ей обязан, поэтому,когда она снова и снова просила отложить развод, ты не мог отказать. Ты защищали оправдывал только ее — не меня. Я долго ждала, когда ты разведешься, но ты,хотя и жил со мной, женат был на ней… И на Франции. Она выпрашивала все новыеотсрочки, и ты шел на уступки еще один год — для Франции, еще шесть месяцев —для твоей жены. Когда я спохватилась, то обнаружила, что прошло уже больше двухлет. Кроме того… — Кэрол вдруг вспомнила кое-что еще, и глаза ее широкораскрылись. — Кроме того, я ждала ребенка!.. — проговорила онапотрясенным шепотом, и Мэтью отвел взгляд. На него было жалко смотреть. —Узнав об этом, я умоляла тебя оформить развод, — сказала Кэрол посленебольшой паузы. — В моем контракте было несколько пунктов морально-этическогохарактера, и, если бы кто-нибудь узнал, что я живу с женатым человеком и к томуже ношу его ребенка, это означало бы конец моей карьеры. В лучшем случае менябы уволили, а в худшем — ославили на весь свет. Но я пошла на это радитебя, — окончила она.

Мэтью прекрасно понимал, чем рисковала Кэрол его положениебыло совершенно иным. Ему, члену правительства, простили бы супружескуюневерность, поскольку во Франции измена законной половине считалась чуть ли нетрадицией, а наличие одной или нескольких любовниц — доблестью. Но в США, или,точнее, в той профессиональной среде, к которой принадлежала Кэрол, интрижка свысокопоставленным государственным чиновником, к тому же состоящим в законномбраке, не говоря уже о незаконнорожденных детях, неминуемо повлекла бы за собойгромкий скандал с отставкой с поста и долгим, тягостным разбирательством. Вотпочему этические пункты в ее контракте были такими строгими. Стоило нарушитьхоть один из них, и Кэрол превратилась бы в парию, в отверженную, с которойникто и никогда не подписал бы нового контракта. И все же она рискнула всем,что у нее было, потому что Мэтью поклялся ей, что оформит развод. Увы, он такэтого и не сделал, а только выдвигал все новые причины для отсрочки в надежде,что проблема как-нибудь разрешится сама собой.

— А что… что произошло с моим… с нашим ребенком? —не глядя на Мэтью, спросила она глухим, сдавленным голосом.

— Ты его потеряла. На пятом или шестом месяце. Тынаряжала елку к Рождеству и упала со стремянки. Я пытался подхватить тебя, ноне успел. Тебя положили в больницу, но ребенка… нашего сына… врачи спасти несмогли. Через три дня ты вернулась домой. Хлоя пи о чем не спрашивала, ноЭнтони знал. Мы сами все ему рассказали, и он спросил, собираемся ли мыпожениться. Я сказал — да, ну а потом погибла моя дочь. У Арлетт был нервныйсрыв: она умоляла меня не бросать и сейчас и даже грозилась покончить с собой.После тот как ты потеряла ребенка, мы могли не спешить с формальностями, и я… яснова попросил тебя дать мне спи несколько месяцев. Весной я собирался уйти вотставку и надеялся, что к этому времени Арлетт успокоится и сможет пережитьнаш развод. Иными словами, мне нужна была новая отсрочка — так, во всякомслучае, я говорил… — Мэтью выпрямился и посмотрел Кэрол прямо в глаза. Вего взгляде были такие скорбь и нежность, что она почувствовала, как у неедрогнуло сердце.

— Но я не согласилась, — проговорила она, понявдальнейшее по выражению его лица.