— Хочешь чаю? — предложил он, и Кэрол кивнула. Все палате стоял термос с горячей водой и коробка с ее любимым ванильным чаем,который Стиви принесла из отеля, и Мэтью взялся за дело. Он не задавал никакихвопросов, но чай заварил именно так, как ей нравилось: не слишком крепкий, но ине слишком слабый. Она убедилась в этом, когда он протянул ей кружку, и она,сев в подушках, поднесла ее к губам.

В палате они были теперь одни. Медсестра, которая знала, ктотакой Мэтью Белланкур, вышла в коридор. Кэрол уже давно не нуждалась вприсутствии сиделки — с медицинской точки зрения, ей ничто не угрожало, и, еслибы не простуда, лечащий врач перевела бы ее в разряд ходячих больных. То, чтопри Кэрол до сих пор находился кто-то из медперсонала, было скорее данью еезвездному статусу, чем насущной необходимостью.

— Ты не против, если я тоже заварю себе чашечку? —спросил Мэтью, глядя, как она пьет, и Кэрол качнула головой. Ей вдругвспомнилось, что именно он познакомил ее с этим сортом чая. Когда-то много летназад они часто пили его вдвоем.

— Я много думал о тебе в последнее время, — сказалМэтью, опуская в кружку сразу два чайных пакетика. — О тебе и о… о нас.

Он явно ждал, что она скажет, но Кэрол молчала. Отчего-то еюснова овладела странная робость, к тому же она еще не привыкла доверять своимвоспоминаниям.

— Я тоже думала о тебе, — призналась она после довольно продолжительной паузы. — Не знаю, правда, почему, но… Я ведь помнюдалеко не все, а что помню… — Кэрол слегка пожала плечами. За последнийчас она вспомнила очень и очень много, но почти ничего — о нем, о Мэтью.Никаких подробностей, во всяком случае… Только его глаза. Только то, что когда-тоона любила его. Для нее по-прежнему оставалось загадкой, кто он такой и почемупри нем окружающие держатся очень почтительно, почти подобострастно. Еще болеесущественным было то, что Кэрол все так же не помнила, как она жила с ним икаковы были их отношения. Про чай она вспомнила, но это было все.

— Ты помнишь, как мы познакомились?.. — тихоспросил он, и Кэрол удрученно покачала головой. Чай помог ей справиться состатками нервозности, и теперь она снова чувствовала себя спокойно и уверенно.Поставив пустую кружку на столик, она легла, накрывшись теплым шерстянымодеялом. Мэтью сидел совсем близко, но Кэрол не возражала. Ей было приятносознавать, что она не одна и что рядом находится человек, с которым ее когда-тосвязывали близкие отношения.

— А как мы познакомились? — решилась она задатьтот же вопрос, натягивая одеяло до самого подбородка, но не потому что быласмущена, а потому что так было комфортнее.

— Ты снималась в историческом фильме оМарии-Антуанетте, — начал Мэтью. — Это была совместная постановка,поэтому вскоре после начала съемок состоялся большой официальный прием, которыйустраивало наше Министерство культуры. Министр — мой старый друг, поэтому онпригласил и меня. Сначала я не хотел ехать — в тот день у меня были важныедела, но потом в мое расписание были внесены какие-то изменения, и я отправилсяна прием. Там-то я и увидел тебя. Ты показалась мне ослепительно красивой.Съемки в тот день только что закончились, и ты все еще была в костюме… —Он покачал головой. — Мария-Антуанетта не была такой красавицей, а тысияла словно спустившаяся с неба звезда…

Слушая его, Кэрол невольно улыбнулась. Она помнила платье, вкотором ей было очень неудобно, помнила парик и грим, помнила расписные потолкизала, где проходил прием, и только его лица ей никак не удавалось вспомнить.

— Была весна. После приема на набережной д'Орсе тебенужно было вернуться на съемочную площадку, чтобы переодеться и сдать костюм вкостюмерную. Я подвез тебя на своей машине, а когда ты переоделась, мыотправились гулять вдоль Сены. На одной из набережных мы сели на скамью и долгосидели, разговаривая обо всем на свете. Помнится, я сказал, что чувствую себятак, словно на меня обрушилось небо, а ты рассмеялась и ответила, чточувствуешь то же самое.

Мэтью рассмеялся и посмотрел на Кэрол. Их глаза сновавстретились, и она слегка кивнула.

— Coup defoudre, — прошептала она, вспомнив его точныеслова. — Ты сказал — coup defoudre, удар молнии… — Это значило —любовь с первого взгляда, вот только что было потом?

— Мы проговорили всю ночь и ушли с набережной толькоперед рассветом, потому что в пять утра тебе снова нужно было быть на съемочнойплощадке. Я узнал, что твой муж оставил тебя и ушел к другой женщине — совсеммолоденькой, насколько я помню. Она ждала от него ребенка, и ты чувствоваласебя униженной и преданной. Ты любила своего мужа, а он нанес тебе удар вспину…

Кэрол кивнула. То же самое она слышала и от Джейсона. «Какстранно узнавать, что ты чувствовала, со слов других людей», — подумалаона. Собственных воспоминаний подобного рода у нее было совсем мало, и все онив силу каких-то неведомых ей причин касались в основном Мэтью. Это были именноощущения и чувства, а не события и факты. Например, она помнила, что любилаего, но не могла сказать, как и почему они расстались.

И все же история их любви понемногу возвращалась иззабвения. Во всяком случае, ее начало. Мэтью рассказывал, а в памяти Кэролпостепенно, словно на фотобумаге, возникали неясные, бледные образы. Так, онавспомнила, как в тот день они вместе ехали на съемочную площадку через еще непроснувшийся город; вспомнила Кэрол и его лицо, и удивилась, как мало изменилсяМэтью за прошедшие пятнадцать лет. Только его волосы стали совершенно седыми, атогда они были иссиня-черными, без единой серебряной ниточки, хотя уже в тевремена он был совсем не молод. Когда они встретились, Мэтью было столько же,сколько ей сейчас, и он — Кэрол вдруг припомнила это совершенно ясно — былодним из самых могущественных и влиятельных людей своей страны. Многие егопросто боялись, но она — никогда. Мэтью любил ее, и единственным его желаниембыло защищать и беречь свою единственную, как он часто называл Кэрол. Он нехотел, чтобы кто-то или что-то причинило ей боль, и сейчас, когда он сидел такблизко от нее, Кэрол посетило то же самое чувство надежности и защищенности.

— На следующий день я пригласил тебя на ужин. Мыотправились в одно милое кафе, которое я знал еще со студенческих лет. Когда-тоэто было очень приятное место, и за прошедшие годы там ничего не изменилось. Аможет, мне так показалось из-за тебя… Как бы там ни было, мы просидели в кафедо самого закрытия, а потом снова отправились гулять по ночному Парижу, и всеэто время мы говорили и говорили и никак не могли остановиться. За всю своюжизнь я никогда и ни с кем не разговаривал так откровенно, как с тобой, Кэрол,и никогда ни у кого не встречал столь глубокого и полного понимания. Я открылтебе все свои тайны и секреты, рассказал о своих желаниях и надеждах, о своихмыслях и чувствах. Кажется, я даже поделился с тобой кое-какими сведениями освоей работе, о которых в других обстоятельствах обязательно бы умолчал. Ссамого начала я полностью доверился тебе и оказался прав. Ты ни разу меня неподвела и не обманула моего доверия.