Самое лучшее заключалось в том, что армия Пеллии была регулярной, а солдаты хорошо обучены. Им понадобилось совсем немного времени, чтобы привыкнуть к галатинским порядкам. Появились и новые рекруты, часть из них – рыбаки, что пополнили ряды моряков нашего флота.

– К концу зимы у нас снова будет полноценная армия, – сказал Сайан, наблюдая за солдатами, марширующими по плацу академии.

Пеллианские войска, за исключением моряков, которые представляли собой элиту армии и готовились отправиться на корабли Аннетт, Сайан объединил с нашими. По его словам, сплоченность на поле боя достигалась только тяжелыми учениями, а уж это командующий мог обеспечить с лихвой. Незнакомые сослуживцы, усиленные маневры, продолжительные стрельбы и отработка штыковых приемов – и все это в условиях суровой галатинской зимы.

* * *

– Что ж, к концу дня у нас будет заново расчерченная карта избирательных округов Галатии, включая Пеллию, – удовлетворенно вздохнул Теодор, пригладил спутанные волосы и снова надел шляпу. Та косо сидела на голове, придавая ему вид лихого вояки. – Хиссо свое дело крепко знает, да и Дира выступила проницательным арбитром.

– Что-нибудь слышно от Нико? – поинтересовалась я.

– Ни словечка. Столица включена в число избирательных округов. Пусть выбирают представителей так же, как вся страна, а там будет видно, – мрачно ответил Теодор.

Судя по его тону, он не ожидал, что все пройдет легко и гладко.

– А я, как обычно, радуюсь, что являюсь лишь военным советником и не принимаю участия в вашей политике, – покачав головой, заявил Сайан, не отводя взгляда от солдат на плацу.

– Политика! А ведь все начиналось с бесед о трактате Мельхоира в моем салоне, помнишь, Тео? – К нам подошла Виола в теплой юбке, развевающейся на ветру.

– О да, а потом мы перешли от Билля о реформах к штыковой атаке, – отозвался Теодор.

– Оказывается, кучка сплетничающих дам способна вершить великие дела, – засмеялась, подмигнув мне, Виола. – Но для нас, женщин, почти ничего не поменялось, верно?

Теодор напрягся.

– Это случится попозже. Как только мы создадим новую структуру управления государством, законы будут пересмотрены. И все изменится.

– «Попозже» – это когда мы состаримся и поседеем? – осведомилась Виола. – Признаюсь, меня это раздражает. Прежде, как у знатной дамы, у меня имелась какая-то власть и свобода воли. А теперь я потеряла все, потеряла больше, чем мужчины, поскольку у них осталось хотя бы право голоса.

– Виви, прояви терпение, – начал Теодор.

– Если честно, Теодор, мы все были достаточно терпеливы, – возразила я. – Женщины шьют вам рубашки, ухаживают за ранеными и стирают одежду не потому, что армия хорошо платит – это далеко не так, – а потому что верят в общее дело так же, как и солдаты.

– Как я уже говорил, – пробормотал Сайан, – я очень рад, что не принимаю участия в вашей политике.

Прежде чем Виола успела дать Сайану достойный ответ, к нам примчался Фидж. У меня заныло в груди – обычно, когда маленький адъютант бегал так быстро, он приносил плохие вести.

– Пенни! Ребенок родился! – выпалил он. – Кристос просит, чтобы пришла мисс Софи…

– У Пенни родился ребенок? – приподняла бровь Виола. – Должно быть, ты ошибаешься, мы недавно виделись за завтраком, а такие дела обычно быстро не происходят.

– Нет, мэм! Доктор Оглторп сказал, она торопилась появиться на свет.

– Она! – Я схватила Теодора за руку. – Это девочка…

* * *

Кристос, Пенни и крошечный младенец, запеленутый в мягкое полотно, целые и невредимые ждали нас в своей комнате в Вестланд-Холле. У Пенни был усталый, но торжествующий взгляд боксера, который, пропустив пару ударов, все же выиграл бой с большим преимуществом. Кристос же выглядел гордым, счастливым и совершенно ошеломленным.

Пенни усмехнулась и поманила меня.

– Вот, держи. Правда ведь она красавица?

Я взяла младенца на руки. Красная и сморщенная малышка с копной темных волос и крошечными глазками щурилась от яркого света.

– Она прекрасна, – сказала я.

И это была правда. Моя племянница – дочь моего брата, кровь моей крови, новоиспеченная гражданка Республики Галатия – была прекрасна.

– Как ты? – покраснев, осведомился Теодор. – Ведь это… то есть, я хочу сказать, роды…

– Такие стремительные первые роды – редкий случай, – резко вмешался Хеймиш, но все же наградил Пенни широкой улыбкой. – Причем мать отлично справилась и прекрасно себя чувствует. Хотя ей не помешало бы вздремнуть.

– Ты хочешь поспать? – прошептала я, все еще держа малышку на руках.

Пенни кивнула, и мы вышли из комнаты.

– Дам знать остальным, что Фидж не насочинял, – сказал Теодор. – Кристос, а как вы ее назвали?

Кристос ошеломленно замер.

– Назвали?! Пока никак. Мы еще не решили, – растерянно ответил он.

Теодор кивнул и ушел.

– Пенни такая молодец, – заметила я. – А эта маленькая пуговка просто прелесть. А ты-то как?

Кристос слабо улыбнулся.

– Я? Никак не могу до конца осознать. Она настоящая!

Я тихо рассмеялась. От движения малышка едва не проснулась, заворочалась и снова уснула.

– Как правило, младенцы настоящие, Кристос.

– Нет, я ведь знал, что она скоро родится, но… – Он опустился на изящную скамью, обитую розовым шелком. – Но она настоящая! Все взаправду, и я стал отцом. Взаправдашним отцом!

– Ты будешь отличным папочкой, – сказала я.

– Не представляю, что делать, что будет дальше…

– Зато знал, как возглавить революцию, – хихикнула я.

Я погладила крошечные пальчики, сжимающие краешек пеленки. На них были ноготки – идеальной формы. Прежде я даже не задумывалась о том, что младенцы рождаются с ногтями…

– Но она личность, маленький человечек со своими потребностями. Черт побери, когда-нибудь у нее появятся надежды и мечты…

– Как у всех мужчин и женщин – последователей движения Красных колпаков, – тихо сказала я. – Как у всех, что стоят сейчас лагерем на морозе. Это твой народ, а ты их лидер. Разумеется, ты будешь хорошим отцом.

– Кажется, это меня пугает, – признался Кристос. – При взгляде на Красных колпаков или армию реформаторов я вижу идеи, концепции, новое правительство… Но когда смотрю на эту крошку, забываю обо всем. У нее такой идеальный ротик, а подбородок – Пенни. Руки твои – такие же длинные пальцы.

– А уши твои, – тихо сказала я. – Ничего плохого в этом нет, Кристос. Сначала видеть человека, а потом уж идею. Сначала любить, а уж потом думать.

– Понимаю. Теперь я это понимаю.