Он поправил выбившуюся пеленку, но та снова развернулась, и малышка расплакалась.

– Ты знаешь, как ее запеленать?

– Нет, – улыбнулась я, – но мы можем попробовать научиться вместе.

– Младенец! Полагаю, ее рождение стоит отпраздновать, не так ли? – заявила Виола.

Мы стояли на открытой галерее Вестланд-Холла, наблюдая, как солдаты возвращаются в казармы после вечерней поверки.

Сайан смерил миниатюрную галатинку подозрительным взглядом.

– Праздник в разгар войны?

– Просто скромный ужин. Мы постоянно устраивали их во время зимнего сезона в столице. Вкусная еда, разговоры, возможно, пунш, если сумеем его приготовить… – Помолчав, она продолжила: – Самую малость, а то знаю я вас, вояк.

– Только Виола способна в такое время думать о вечеринке, – рассмеялся Теодор. – Но, признаюсь, я с ней согласен. Мы заключили союз с Пеллией, восстановили армию и – слава богу! – окончательно разобрались с регламентом, но так ничего и не отпраздновали. А теперь у нас родился ребенок! Кстати, все хотят знать, выбрали ли родители ей имя?

– Пока нет. Кристос расчувствовался и решил дождаться, когда малышке исполнится сто дней, согласно пеллианским обычаям.

Я рассмеялась.

– Это же единственный ребенок в округе, точно не перепутаем.

Сайан в кои-то веки позволил совершить набег на армейский продуктовый склад и взять лучшую провизию – ведь мы должны были продемонстрировать нашим зарубежным гостям, что не находимся на грани голодной смерти.

– Не стоит выглядеть отчаявшимися, даже если чернила на контракте уже высохли, – пробормотал он мне, пока я помогала ему прикрепить эполет перед званым ужином.

В моем распоряжении, разумеется, не было собственного гардероба, но в Вестланд-Холле осталось довольно много нарядов матери и сестры Теодора.

Обе хрупкие галатинки были меньше меня – сложены изящно, точно певчие птички. Но в глубине старинного шкафа я отыскала вышедшее из моды темно-золотистое платье летящего силуэта с открытыми плечами и глубоким декольте. Должно быть, его отложили в сторону, чтобы позже переделать, но война и бегство из дома помешали планам.

Примерив наряд, я почувствовала себя старомодной теткой, приглашенной на ужин в последнюю минуту, однако сумела подогнать по размеру.

Мы собрались в малой столовой. Большая столовая, более просторная и величественная, была отведена под госпиталь. Но повсюду на полированных столиках вишневого дерева мерцали свечи в роскошных канделябрах и дорогих подсвечниках, сверкали серебряные приборы и красовался расписной фарфор.

Пенни еще не готова была выходить к людям, однако Кристос ненадолго принес мою племянницу, чтобы представить гостям и выслушать добрые пожелания. Несмотря на всеобщее воркование, малышка крепко спала, пока гордый отец ходил по залу, принимая поздравления.

– Вся в красном и сером! – восхитилась Дира. – Крошечная патриотка!

– Прелестное дитя, – заметил Хиссо.

– Серафцы говорят: «Хя’тин Фиа», – сказал Сайан, – что означает «Добро пожаловать, маленький незнакомец».

Поклонившись, он протянул на вытянутых руках клинок спящему младенцу, что вызвало улыбки собравшихся офицеров, однако прежде чем Кристос унес малышку назад к Пенни, я успела заметить, что в уголке глаза серафца блеснула слеза.

Лакеев Виола привлекла из числа бывших курсантов военной академии. Дворянские дети привыкли, что за столом обслуживают их, а не они. Посему я опасалась, что юношам это придется не по душе, однако те только обрадовались возможности получить хотя бы второстепенную роль.

Аккуратно причесанный брюнет с загорелой кожей отодвинул для меня кресло, а его товарищ налил вина. Нам подали сыр и инжир в меду, словно это был обычный галатинский ужин. Вернулся Кристос и завязал с Хиссо оживленную беседу о пеллианской исторической философии и ее влиянии на движение Красных колпаков и образование Республики Галатия. Дира с любопытством прислушивалась, пробуя сыры и потягивая вино.

– Вам нравится инжир? – осведомилась я, когда очередь дошла до него.

– Удивительное блюдо – с медом! Очень сладко, правда? Должно быть, это десерт. Дома мы редко едим такое.

– Вы впервые в Галатии?

– Да, – безмятежно кивнула Дира. – Надеюсь вернуться еще раз, когда обстановка немного уляжется. Пейзажи здесь весьма интересные.

Теодор встал, откашлялся и провозгласил:

– Тост! За обновленную Республику Галатия, за наших граждан – давних и новоиспеченных, за друзей и союзников!

Он поднял бокал, приглашая последовать его примеру. Закатный луч пронзил мой бокал, отбрасывая на ближайшую стену тень, похожую на пятно крови.

– Мы стоим на краю великого…

Дверь с грохотом распахнулась; офицеры, что помогали обслуживать стол, схватились за рукояти мечей. Сайан в мгновение ока вскочил и заслонил меня собой, выхватывая клинок. Серафец загораживал обзор, и когда мне все же удалось рассмотреть, что происходит, я увидела причину волнений. Ею оказался тощий как жердь мужчина, которого под конвоем привели двое солдат. Отросшие волосы растрепались, одежду сплошь покрывали застарелые и свежие пятна.

Эмброз!

Брат Теодора был бледен, точно снег, растрескавшиеся губы посерели. Я вскочила, неосторожно толкнув стол, серебряные приборы со звоном посыпались на пол. Сайан отошел в сторону, и Теодор бросился к брату.

– Эмброз! – вскричал он и обнял его, а тот пошатнулся под тяжестью объятий. Теодор бережно подвел брата к креслу. – Что с тобой стряслось?

– Провел несколько месяцев в темнице Каменного замка, пережил обстрел города роялистами, а потом довольно тяжкое путешествие к вам.

– В темнице? – ошарашенно переспросила я, переглянувшись с Теодором, а потом с Кристосом, который попятился от разворачивающейся перед ним картины.

Дира и Хиссо наблюдали деликатно, однако пристально.

– Меня признали врагом галатинского народа, – сказал Эмброз, посмотрев на Кристоса, точно ожидая от него подвоха. – Как любого с благородной родословной, или – как называет это Нико Отни – виновного в «тесных связях» с дворянами.

– Все это время ты находился в столице?.. – поразился Теодор.

Я перебила его:

– Я была там и спрашивала…

– Знаю. Имена заключенных не разглашаются. Полагаю, идея состояла в том, чтобы позже от нас потихоньку избавиться. Впрочем, не уверен, возможно, я просто злобствую. Но Отни не допускал публичных судебных процессов, поскольку могли возникнуть разногласия о том, как поступить с оставшейся в городе знатью. Особенно, черт побери, со знатью, которая не просто осталась, но и помогала!

– Вы ведь помогали, не так ли? – спросила я. – Когда штурмовали Каменный замок, вы пробрались внутрь и открыли потайную дверь на Речную улицу.