В общежитии было жарко и душно. Алексей переменил позу. Он лежал, вытянувшись на узкой кровати. Скомканное одеяло валялось рядом на полу. С одной стороны, он был рад, что ему за последние копейки удал ось устроиться здесь, каким бы убогим ни было это обиталище, с другой — его крайне раздражало то, что в идущих вдоль стен трубах постоянно что-то гремело и булькало. Еще его раздражали блохи. Здесь этих тварей были тысячи. Как крошечным кровопийцам удавалось оставлять на коже укусы не меньше крысиных? К тому же от жары укусы переносились еще хуже. Он сел.

— Эй, приятель, — обратился он к мужчине на соседней кровати, — тут вообще когда-нибудь бывает прохладнее?

Мужчина не поднял на него глаза. Он был занят тем, что с остервенением счищал грязными ногтями омертвевшие слои кожи с пяток. Рядом с ним лежала пара дырявых носков и открытая пачка «Беломора».

— Нет, — ответил мужчина, щелчком отбросив на пол кусочек желтой кожи. — Ночью тут такая жара стоит, потому что здесь столько народу собирается. Мест свободных нет.

— Все блохами занято.

Мужчина хохотнул.

— Мелкие сволочи. Свихнуться от них можно, верно? — сказал он.

Комната представляла собой общую спальню. Десять кроватей стояли впритык, другой мебели не было. Любые сбережения укладывались под металлическую раму кровати, а что-то более или менее ценное на ночь пряталось под тонкую подушку.

— Приятель, — сказал Алексей, — не хочешь поменяться: ты мне — четыре сигареты, а я тебе — один целый носок?

Мужчина посмотрел на него и усмехнулся. Похлопав по пачке сигарет, он сказал:

— Я их от одного типа получил за то, что час его телегу сторожил.

Алексей отклеил от ноги грязный носок и, вытянув руку, помахал им в воздухе.

— Три сигареты.

— Идет.

— И спичку.

— Я сегодня щедрый. Бери три.

Алексей бросил ему носок. Теперь ему нужно было обмотать ногу какой-нибудь тряпкой, чтобы не обморозить ее на улице. Носок за три сигареты — не самая лучшая сделка. Неразумная. Но бывают времена, когда здравый смысл раздражает так же, как блохи.

Москва кипела. Этот город постоянно куда-то спешил, старые дома здесь сносили целыми улицами, и новые здания на их месте возводили так стремительно, что у москвичей голова шла кругом. На каждом свободном клочке земли строили всевозможные заводы, на которых рабочие трудились в три смены. Индустриализация шла такими темпами, что (как кое-кто предупреждал) в скором времени это могло опустошить поля и свести на нет все сельское хозяйство.

Алексей шел по ночной улице, куря первую сигарету. Дым ее он вдыхал медленно, с наслаждением. Последний раз он курил больше месяца назад. Духота и блохи в конце концов выгнали его из ночлежки на улицу. Здесь он хотя бы мог подышать чистым морозным воздухом. Пусть одна из его калош была надета на босу ногу, он с удовольствием принялся знакомиться с городом.

В центре Москвы уличная система имела вид концентрически расходящихся кругов, в самом сердце которых красным ядовитым пауком притаился Кремль. Арбат был процветающим районом с уютными кафе, изобилующими товарами магазинами, чистыми кинотеатрами и просторными удобными квартирами. Глядя на все это, нельзя было подумать, что в этом же городе существуют такие вещи, как продкарточки, пустые полки в магазинах, или что на уличных базарах здесь можно за полбуханки хлеба выменять рубашку. Уличные фонари придавали главным улицам ауру цивилизованной безопасности, хотя тротуары были такими узкими и у стен домов высились такие большие кучи колотого льда и снега, что Алексею, для того чтобы обойти их, иногда приходилось выходить на проезжую часть. Но иногда, свернув за угол, он оказывался в местах, больше похожих на деревню, чем на огромный столичный город: немощеные дороги, никаких фонарей и в помине, сплошные старые домики с деревянными крылечками и сараями.

В окнах некоторых обшарпанных пивных все еще горел свет, но в карманах у Серова гулял ветер. Алексей дышал полной грудью, впитывая запах города, прислушиваясь к биению его сердца. Где-то здесь была Лида. Где-то здесь был Йене Фриис. Все, что ему оставалось сделать, — это найти их.

Человек впереди поскользнулся и чуть не упал. Было так холодно, что ночной воздух иглами впивался в легкие. Алексей брел обратно на Красносельскую, к блохам, когда увидел вышедшего из какой-то подворотни человека. Незнакомец покачивался. Видно, всю ночь пьянствовал.

Дорога здесь освещена не была, но хватало прозрачного света тонкого серпика луны, которая вяло выползла на небо. Алексей разглядел, что пьяный был толстяком. На этой грязной улице не было ни души. Мерзлый снег и лед хрустели под ногами, как осколки стекла, однако человек, похоже, даже не замечал идущего ему навстречу Алексея. Он снова поскользнулся и, вскрикнув, опустился на колени. Господи, с пьяными всегда столько мороки! Да и своих забот у Алексея было хоть отбавляй. И все же он не мог оставить бедолагу замерзать посреди улицы. Несколькими быстрыми шагами он преодолел разделявшее их расстояние.

— Товарищ?

Алексей взял мужчину за плечо, чтобы не позволить ему упасть лицом на лед, и, когда пальцы его погрузились в густую мокрую шерсть, он понял, что мужчина казался таким крупным, потому что на нем была огромная меховая шуба с поднятым воротником, который скрывал его уши.

— Товарищ, — повторил Алексей, — вам бы выспаться где-нибудь в тепле.

Бормотание, медленное и невнятное, слетело с непослушных уст. Вот дерьмо! Алексею хотелось побыстрее покончить с этим. Он подсунул плечо под руку мужчины и напрягся, чтобы принять на себя большой вес.

— Давай, поднимайся.

Человек в шубе ответил на это лишь тем, что оперся на Алексея всем телом и глубоко задышал, но ноги его явно не слушались. Голова его свесилась на грудь, глаза плотно закрылись.

— Давайте же, двигайтесь, а не то замерзнете тут, на улице.

По-прежнему никакого ответа. В московских канавах каждую ночь замерзало насмерть несколько человек. В воздух белым шелковым облачком поднялось тяжелое дыхание, и пальцы незнакомца неожиданно крепко вцепились в руку Алексея. Он нагнулся и почувствовал тошнотворный затхлый запах, исходивший от мокрой шубы.

— Да что с тобой, приятель? Ты здоров?

Из горла мужчины исторгся странный свистящий звук, похожий на свист маленькой птички. Черт, похоже, он был не просто пьян. От этого звука Алексею стало не по себе. Таким звуком оповещает о своем приходе смерть. Ему уже приходилось слышать такой звук, это тонкоголосое предупреждение. Он быстро опустился на колени рядом с человеком. Чувствуя, как его собственное сердце молотом о наковальню заколотилось у него в груди, он всмотрелся в пухлое лицо. Переложив груз с плеча на руки, он бережно опустил мужчину на тротуар. Голову его положил себе на колени, чтобы уберечь от цепких когтей холода, которые зимой смыкаются на шеях пьяных, стоит им только оказаться на земле.