— Выходи, я хочу поговорить с тобой.

Она стояла рядом с коробкой, приготовившись перехватить ее обитателя, если тот вдруг вздумает бежать, но никакого движения не последовало.

— Вылезай сию же минуту и на этот раз держи свои крысьи зубы при себе! — грозным голосом крикнула она.

Ничего. Лида уже начала подумывать, что в коробке никого нет. Было еще слишком темно, чтобы внутри можно было что-нибудь рассмотреть, поэтому девушка даже не стала заглядывать, а только еще раз ударила ногой по хлипкой стенке. Изнутри донеслось негромкое повизгивание и тут же резко оборвалось.

— Я принесла печенье для Серухи.

Она стала ждать. Внутри что-то зашевелилось, потом послышался шорох, и перед ней появилась темная фигура.

— Чего надо? — В голосе мальчика слышалась настороженность.

— Я же сказала. Поговорить.

— Печенье?

Лида протянула печенье. Мальчик выхватил его и целиком, даже не став делить, дал щенку, которого держал на руках. Тот жадно проглотил его и принялся изо всех сил облизывать руки мальчишки, прося добавки.

— Тебя как зовут? — спросила Лида.

— А тебе-то что?

— Ничего. Просто так легче общаться, вот и все. Меня зовут Лида.

— Отвали, Лида.

Она развернулась и пошла прочь, на ходу бросив:

— Значит, ты не хочешь есть и тебе не нужны деньги. Вижу, я просто ошиблась в тебе, глупый крысеныш.

Сперва она подумала, что все испортила, но за спиной неожиданно раздался торопливый топот, и в следующую секунду мальчишка уже стоял перед ней. Лида не остановилась, так что ему пришлось двигаться спиной вперед. Лунный свет тонкой струйкой прошелся по его заостренному подбородку, голубым зеркальным глазам и молочным волосам, придав какой-то странный, неземной вид.

— Покормишь? — Да.

— Денег дашь? — Да.

— Сколько?

— Это мы обговорим, когда будем есть кашу.

— И Серухе дашь?

— Конечно.

— И чего мне нужно делать?

— Отнести записку.

Мальчик рассмеялся. Этот чистый, искренний смех вселил в Лиду надежду.

Мальчика звали Эдик. Сидя на краю Лидиной кровати, он жадно поглощал кашу, не произнося ни слова, а щенок у его ног обнюхивал пол рядом с опустевшей миской. Живот у Серухи раздулся и выпирал. Лида сидела в кресле, поглядывая то на них, то на Льва с Еленой, которые пили горячий чай и сквозь пар, поднимающийся над чашками, настороженно наблюдали за мальчиком.

Лида нагнулась, подхватила щенка и усадила себе на колени. В ту же секунду влажный розовый язычок лизнул ее в подбородок. Лида рассмеялась и погладила маленькую серую голову. У щенка были большие желтовато-коричневые глаза и толстые лапы.

— Ты где ее нашел? — спросила она у мальчика. — Серуху, я имею в виду.

— В мешке. — Ребенок говорил, не отрывая глаз от тарелки, с набитым ртом. — Какой-то дядька хотел утопить ее в реке.

— Бедная Серуха, — улыбнулась Лида, потрепав щенка по голове между тонкими ушами. — Повезло тебе.

— Лида.

— Да?

— Извини, что укусил тебя.

— Извиню, если пообещаешь, что больше не будешь так поступать.

— Я испугался, что ты не отпустишь…

— Знаю. Я уже забыла об этом.

На миг их глаза встретились, но потом он снова уткнулся в кашу. В сторону Льва мальчик даже не смотрел. Лида начала было подумывать, что все складывается на удивление хорошо, но неожиданно Лев лениво поднялся со стула, подошел к Эдику и ухватил за белесые волосы. Вскрикнув от боли, мальчик выронил ложку.

— Выбрось этого мелкого гаденыша обратно на улицу, Лида. И это животное вместе с ним.

— Лев, отпусти его. Он поможет мне.

— Лида, — на этот раз заговорила Елена, — ты только посмотри на него. Он грязный. Эти беспризорники живут на улице. У него наверняка блох и вшей полная голова. И у его собаки тоже. Прошу тебя, послушай Льва.

— Пошел отсюда! — рявкнул Лев.

Собака прыгнула к ногам Льва и схватила зубами за его голые пальцы. Рука здоровяка отпустила голову мальчика и потянулась к животному. Он схватил щенка так, будто собирался швырнуть его через всю комнату.

— Нет! — закричала Лида, вырвала щенка из богатырской пятерни казака и ударила его по руке. — У тебя нет сердца.

Единственный глаз Льва уставился на нее со смешанным выражением удивления и обиды.

— Они паразиты, — проворчал он и вылетел из комнаты, хлопнув дверью.

— Для нас это честь, Чан, — заметил Ху Бяо.

Он шагал рядом с Чаном. Китайцы выходили из гостиницы «Триумфаль». Остальные члены делегации следовали за ними. Куань двигалась в самом конце. С ночи она еще не разговаривала с Чаном.

— Это великая честь, Ху Бяо, — поправил он своего младшего помощника достаточно громко, чтобы услышали сопровождавшие китайцев русские. Он говорил на мандаринском диалекте, но переводчик постоянно был в шаге от него. — Это приглашение в Кремль на беседу с самим Сталиным позволит нам передать Мао Цзэдуну, о чем думает великий вождь. Мао будет благодарен и скромно примет любой совет, ведь Китаю так нужна дружеская помощь в деле распространения идей коммунизма среди нашего народа.

Бяо едва заметно покосился на собеседника, и Чан подавил улыбку. Даже этому молодому солдату было известно, что в Мао нет и следа скромности. Но доступ к самому сердцу советской системы, встреча в Кремле и разговор с человеком, в руках которого сосредоточена огромная власть, были бы для него весьма интересны. Понимая, что исход столь серьезного мероприятия нельзя предугадать, члены делегации нервничали и почти не разговаривали. Как будто из Кремля они могли не вернуться, прилипнув там, как мухи, попавшие в паучью сеть.

День выдался солнечный, снег на улицах начал таять. Вчерашние тучи развеялись, небо радовало взгляд свежей голубизной, но на сердце у Чана было тяжело, потому что ноги его стремились унести хозяина отнюдь не в сторону Кремля. Обледеневшие ветки деревьев соблазнительно сверкали на солнце, молодые пары ходили, открыто взявшись за руки. Чан отвернулся.

Куда бы ни направлялась делегация, солдаты расчищали для нее путь, расталкивали людей в стороны, словно они могли заразить чем- то китайцев. Или, наоборот, спасали прохожих от какой-то заразы? Улица перед входом в гостиницу была освобождена от москвичей. У тротуара терпеливо гудели в ожидании три служебные машины с флагами с изображением серпа и молота на капотах. Главная сопровождающая китайцев, энергичная женщина в форме, встретив делегатов сухой улыбкой, открыла дверь. Но едва Чан собрался сесть в салон, раздался крик.

Причиной этому был мальчик. Лет десяти-двенадцати, не более. Худой, как щепка, но проворный, как хорек. Он проскользнул мимо одного солдата, вывернулся из рук другого и теперь со всех ног бежал через пустую площадь к входу в гостиницу.