Куань кивнула.

— Спасибо, товарищ. Мне бы очень хотелось осмотреть новые дома.

— А также индустриальные и промышленные достижения, — добавил Чан. — Может, вы свозите нас на ваши новые заводы?

— Конечно. Я полагаю, это запланировано.

— И для всех нас было бы огромной честью посетить мавзолей Ленина на Красной площади, увидеть величайшего в истории человека. Человека, идеи которого изменят весь мир.

— Я с удовольствием…

— Товарищ Чан, — Лида прервала этот разговор, заставив его посмотреть на себя. Ее янтарные глаза горели ярче солнца, когда она произнесла: — Можно с вами потанцевать?

Мышцы на его груди напряглись. Что она делает? Проводит пальцами по огню? Оба русских уставились на нее в удивлении, но она, не обратив на это внимания, улыбнулась Чану так, что он забыл об осторожности.

— Прошу прощения, — сказал он, — но я не знаю ваших танцев.

— Тогда я научу вас. Это несложно.

Он поклонился.

— Поскольку мы приехали в Россию для того, чтобы узнать как можно больше о всех сторонах вашей жизни, я с благодарностью приму ваше предложение. — Эти слова вырвались у него до того, как он успел посадить их на цепь.

Стоящая рядом с ним Куань нахмурилась и открыла рот, чтобы что- то сказать, но, посмотрев на него, снова закрыла. Потом что-то вполголоса шепнула Ху Бяо, и тот коротко кивнул. Ху Бяо должен был оставаться неподалеку и наблюдать за тем, кто с кем разговаривает.

Лида быстро развернулась и пошла в зал, где продолжали танцевать пары. Чан последовал за ней.

Ее волосы пахли табаком. Как будто на нее дышало слишком много мужчин. Чан почувствовал укол ревности. Многие мужчины в зале смотрели на нее, и не только потому, что она пригласила танцевать китайца. Он чувствовал их взгляды, но она словно не замечала их. Она не надувала губы, не поднимала гордо подбородок и не встряхивала волосами, как часто делают женщины, когда чувствуют пыл восхищения. В зеленой юбке и простой белой блузке Лида оставалась собой.

Она невесомо, как солнечный свет, плыла по залу в его руках, легко приноравливаясь к его шагам в такт музыке, совершенно бессистемным. Они не разговаривали. Начни он говорить, слова полились бы из него бесконечным ручьем. Вместо этого он дал волю глазам, позволил им задержаться на каждой драгоценной черте ее лица. Изящный контур, выступ каждой брови, мягкая полнота губ. Нос, слишком длинный на китайский вкус, и слишком твердый подбородок. Маленький белый шрамик на щеке, которого раньше не было, впадины под скулами.

Все это он впитал в себя, чтобы соединить с теми ее частями, которые уже жили и дышали внутри него. Волосы ее, к которым он во снах прикасался тысячу раз, наяву были длиннее, и он позволил своим пальцам, лежащим у нее на спине, дотронуться до их огненных кончиков. Небольшая, еще не зажившая ранка на маленькой белокожей кисти, которая покоилась, точно живая птичка в его ладони… И все же это по-прежнему была она, Лида, его девушка-лиса.

Однако с ней произошли перемены. В глазах. Утрата матери, дома, может быть, даже и его самого каким-то образом повлияла на нее. Где-то в самой глубине ее глаз появилась печаль, которой раньше не было, и ему очень хотелось поцелуями прогнать ее. Еще она стала иначе ходить. От бедра, как молодая женщина, а не как девочка. Она выросла. Пока они были разлучены, его девушка-лиса повзрослела на каком-то более глубинном уровне, чем он ожидал, и его опечалило то, что он не был рядом с ней, когда злые духи похитили ее смех.

Он оставил ее, хотя и дал клятву, что только на то время, которое потребует от него борьба за будущее Китая и за идеалы, которые наполняли его душу. Он отрекся от себя. Отрекся от нее. Коммунизм требовал полной отдачи, и он отдал себя всего.

Но сейчас… Сейчас все изменилось.

— Я скучала по тебе, — без голоса, одним дыханием произнесла она.

Он вдохнул в себя эти слова. Не дал им улететь.

— Я тоже тосковал по тебе, Лида. Как орел тоскует по крыльям.

Пока они кружились по залу, она не улыбалась. Теперь, похоже, вызвать у нее улыбку было не так просто, как раньше, в Китае. Но она ни на миг не сводила глаз с его лица.

— Лида, любовь моя.

Он почувствовал, как она затрепетала. Увидел, как забилась жилка у нее под щекой.

— Лида, за мной следят каждую секунду. Советские волки окружают нашу делегацию день и ночь, куда бы мы ни пошли, они решают, с кем нам разговаривать и что видеть. Они не допустят, чтобы наша делегация была запятнана. — Он незаметно погладил большим пальцем ее указательный. Полузакрытые глаза Лиды блеснули. — Если нас увидят вместе, тебя схватят, отправят на Лубянку, начнут допрашивать и уже не отпустят.

Впервые за время танца она улыбнулась. Ему захотелось прикоснуться к ее лицу, погладить ее кожу.

— Не беспокойся, любимый, — едва слышно произнесла она. — Я понимаю, о чем ты говоришь. Я не поставлю тебя под удар.

— Нет, Лида. Не поставь под удар себя.

— Я теперь чувствую себя в безопасности. — На какой-то миг она от удовольствия запрокинула голову, как делает кошка, когда ее чешут по горлу, из-за чего волосы ее свободно рассыпались. — Когда ты здесь, со мной.

Их глаза встретились.

— Нам нужно остановиться, любимая, — сказал он ей.

— Я знаю.

— На нас смотрят.

— Я знаю.

— Отведи взгляд.

— Я не могу.

— Тогда придется мне.

— Нет. — С ее губ слетело легкое дыхание, которое попало на его губы, и это было нежнее поцелуя. — Не сейчас.

Потом они танцевали молча. Странными незнакомыми движениями он водил ее по залу, снова и снова поворачивая ее так, как это делали остальные танцующие мужчины, чтобы только его взгляд мог долго оставаться на ее лице.

— Где ты? — прошептал он.

— В твоих руках.

Глаза ее смеялись, но губы были серьезно сомкнуты.

— Я имел в виду, где ты живешь?

— Я поняла.

Он улыбнулся. Отпустить ее сейчас было немыслимо. Невыносимо.

— Назови адрес.

— Улица Сидорова, дом 128, блок 14. — Одна ее бровь поднялась. — Это рядом с шинным заводом.

— Звучит…

— Привлекательно? — Да.

— А ты? Где ты живешь?

— В гостинице «Триумфаль».

Губы ее чуть приоткрылись, обнажив мягкий розовый кончик языка и крепкие белые зубы. Изобразив неуклюжее движение, он наступил ей на ногу, опустил руки и низко поклонился.

— Прошу прощения. У меня плохо получается ваш танец. Предлагаю вернуться к нашим товарищам.

Она ничего не сказала, лишь вежливо улыбнулась. Но он увидел, как она проглотила комок в горле, увидел, каких усилий ей это стоило. Идя рядом с ней к столу, где их ждали русские и Куань, он слышал ее дыхание. Чувствовал, как оно вытягивает воздух из ее груди.