время прошло. Нам остается только дожидаться следующей ночи, – отрезала я, вскочив со скамейки. – Ингар защищал меня собой! Я обязана его спасти! Я… обещала ему.

– Помнится, вчера ты заслонила его своим телом. Сегодня он отплатил тебе тем же. Вы квиты, дочь, – снисходительно пояснила Маура, отчего в груди заклокотал жгучий гнев, языками пламени лижущий ребра и требующий выпустить его в мир.

– Спаси его, прошу тебя, – взмолилась я, подавив соблазн яростно перевернуть стол, за которым сидела. Ингар нуждался во мне, и ради него я могла единожды наступить на горло гордости и гневу. – Ты хочешь, чтобы я умоляла?

Проницательный взгляд Мауры клинком вонзился в меня, незримо прощупывая каждую мысль и каждое биение сердца. Я задержала дыхание, вновь ощущая себя нашкодившим ребенком, готовым понести заслуженное наказание.

– Сначала Беркут, теперь – сын пекаря. Пока воевода Миреи ждет твоего ответа, ты готова ползать у меня в ногах ради простого солдата. Ты невыносимо глупа, дочь, – вынесла свой вердикт Маура.

– Я никогда не испытывала к Беркуту ничего, кроме дружеских чувств, и грозилась выйти за него замуж только назло тебе! – взвилась я. – А Ингар… Он защищал меня ценой своей жизни, несмотря на боль, которую я ему причинила. Твоя непутевая дочь молит о помощи и признает свои ошибки. Разве этого недостаточно?

– Прими предложение Тира, и тогда я постараюсь спасти твоего солдата, – заявила Маура, чуть заметно ухмыльнувшись. И это была именно та улыбка победителя, которая озаряла лицо матери всякий раз, когда ее хитрости удавалось победить мой упрямый характер. Я вновь уступила ей, запуталась в искусной паутине и проиграла слишком многое – собственную свободу.

– И это все, что ты хочешь? – я гордо вздернула подбородок, старательно удерживая насмешку на лице.

Маура кивнула и продолжила:

– В твоем поместье прячется сообщник кадара, старший брат готов разорвать голыми руками, а отец спит и видит, как бы выдать тебя замуж за любого, кто отважится об этом попросить. Все еще считаешь, что брак с Ак-Сарином хуже творящейся вокруг бесовщины?

Маура не спускала с меня пронзительного взгляда, а я отчаянно соображала, путаясь в собственных мыслях. На одной чаше весов оказалась свобода, доставшаяся мне великой болью, а на другой – Ингар, чье окровавленное лицо намертво застыло перед внутренним взором. И он перевесил…

– Я согласна, – два простых слова отрезали меня от прошлой жизни, будто гильотина, одним выверенным движением отделяющая голову от туловища.

На лице Мауры проступило торжество, приправленное изумлением. Она не рассчитывала, что я соглашусь так быстро, но сегодняшней ночью, наполненной кровью и страхом, мне не осталось ничего иного. Что-то кипело и стенало внутри от одной лишь мысли, что глаза Ингара закроются навеки. Вчера ночью за разговорами о детстве с оглушительным грохотом павшего бастиона рухнула та самая стена, которую я старательно возводила вокруг себя. Она отсекала от меня лжецов и предателей, льстецов и искателей выгоды.

Сколько знатных мальчишек ходили за мной хвостом, науськанные корыстными родителями, и не перечесть! И каждый, КАЖДЫЙ из них втайне презирал меня. Они льстили мне, осыпали комплиментами, чем заставляли трепетать наивное девичье сердце.

Так я бы и внимала лживым речам, если бы однажды не подслушала едкие насмешки, которыми двое сыновей отцовских советников радостно перекидывались с Айданом. Все трое потешались над моей наивностью, обзывали байстрючкой, с помощью которой хитрая ведьма умудрилась окрутить воеводу. Один из них, парень по имени Алхан, прошелся и по моей нескладной подростковой фигуре, и по «черной мочалке вместо волос», и по мальчишечьему нраву. Его друг, носивший имя Салар, добавил, что как ни наряжай меня в платья, дикого звереныша не превратят в девушку ни шелк, ни кружева. Все свои слова они сопровождали смехом гиен, и громче всех потешался Айдан, будь он трижды проклят!

Именно тогда, униженная и осмеянная, я заложила фундамент стены, разделившей меня настоящую и тех стервятников, что норовили полакомиться из казны провинции за счет недалекой дочери воеводы. От моей наивности не осталось и следа. Я отстранилась от всех фальшивых ухажеров и девчонок, набивавшихся в подруги, а после отомстила каждому и каждой, запугав их до мокрых шаровар.

Лежа в постели прошлой ночью и всеми силами стараясь провалиться в сон, я никак не могла прогнать из памяти будто высеченный из мрамора профиль Ингара, усталое выражение его лица и легкую улыбку, с которой он вспоминал о моем любимом платье. Образ мирейца не покидал меня до рассвета, отчего я вертелась в кровати, будто полоумная, сбив простынь в комок, и с первыми лучами солнца яростно запустила подушкой в стену. Никогда! Никогда я не испытывала глупую неловкость, думая о ком-то! Никогда не размышляла, какие чувства вызываю у того или иного мужчины! Никогда не ловила себя на нелепой мысли, что с замиранием сердца жду следующей встречи! И все это произошло со мной за несколько невероятно долгих часов!

До вечера я сжимала зубы, лишь бы не заговорить с Ингаром без необходимости. Его холодный взгляд был лучшим подспорьем моему молчанию. Я пообещала себе, что выброшу из памяти прошлую ночь. Поклялась, что никогда больше наместница воеводы не будет метаться в кровати, думая о простом солдате, к которому всего три недели назад не испытывала ничего, кроме брезгливости. И нарушила каждую из данных себе клятв, когда живот Ингара пронзил призрачный клинок кадара.

Перед лицом смерти все лживые обещания казались мелкими, будто лепестки увядших цветов, устилающие дорожки сада за моими окнами. Я согласилась бы на любое из условий Мауры, только бы он выжил… Только бы на его губах вновь заиграла наглая ухмылка, а в уголках глаз цвета благородного коньяка собрались лучики смешливых морщинок. Мать была права, я – слабачка.

Лицо Мауры приобрело сосредоточенное выражение. Она что-то непрестанно бормотала, осматривая свои огромные припасы, но мне не удалось разобрать ни слова. В минуты ведовства мать становилась не собой, а, скорее, продолжением земли. Она сплеталась с магией, погружалась в нее, как заблудший путник погружается в болото, но сила не топила Мауру, а напитывала невероятной мощью самой матери-природы.

– Наставник не учил меня исцелять людей от демонической скверны, – вынырнув из дурмана мыслей в реальность, сказала мать, отчего мое сердце екнуло в страхе и дурном предчувствии. – Однако я хочу попросить совета у самой земли. Надеюсь, она откликнется на мой призыв.

С этими словами Маура бросилась на поляну, прихватив с собой пузырек с неведомым мне варевом. Я поспешила за ней, отчаянно молясь Творцу, чтобы у матери получилось.

В неясном свете луны мне удалось разглядеть