Томас стоял лицом к окну, даже не обернувшись, когда та что-то говорила. Его так вымучили эти поиски, что на сегодня он решил с этим завязать, потому что голова сильно раскалывалась: ему пришлось навидеться и наслушаться такого за целый день, что он уже начинал сходить с ума. Среди этих студенток он не увидел ту, что зажгла в нем огонь. Это были обычные надоедливые первокурсницы, не теряющие надежды заполучить его.

— Вы можете идти. И да, скажите остальным, что на сегодня все окончено, — все так же стоял лицом к окну мужчина.

Кора, как пробка, выскочила из аудитории, сметая всю толпу со своего пути. Она была так зла, что ее план сорвался, что могла убить любого, кто сейчас решит с ней заговорить. Джонс, схватив Юйлань за руку, быстро выскочила из академии.

Остальные студентки, что стояли под дверью, узнав, что сегодня не попадут туда, стали возмущаться, поднимая шум в коридоре, а кто-то из них даже начал браниться. Но потом бунт утишился, толпа стала расходиться. В коридоре наконец-таки наступила тишина.

Томас и Эдмонд по-прежнему находились в аудитории. Уилсон нервно стучал костяшками по столу, а Кимер ходил вокруг него и успокаивал, говоря, что они обязательно найдут ее. Но тот не верил, начал думать, что это могла быть девушка вовсе не из их академии, что она проникла в здание через черный ход. Слова Эдмонда как-то не успокаивали его, на душе было тревожно.

— Так, дружище, надо отдохнуть, — похлопал того по плечу Кимер. — Поехали-ка в кафе, выпьем по чашечке кофе и подумаем, что делать дальше.

Уилсон был полностью согласен с другом, поэтому принял это предложение. Встав из-за стола, он аккуратно сложил бумаги в одну стопку, ручки, собрав в одну кучу, поставил в подставку, после чего, взяв кожаный портфель, подкинул ключи вверх, ловя их той же рукой. Кимер закатил глаза, так как его жутко бесила привычка Томаса. Уилсон делал так всегда, даже еще когда они учились в школе. Но отучить его от этого обряда Кимеру не удалось, поэтому он просто-напросто смирился с этим.

Они шли по коридору и что-то воодушевленно обсуждали. Такими темпами они вышли на парковку, где стоял джип Томаса, на котором они быстро попадут в кафе.

Они прошли мимо Миллер и Фостера, которые сидели рядом с парковкой, но даже не обратили на них внимание. Наверное, беседа была очень занимательная.

— Эбби, ты должна с ним срочно поговорить, пока он не уехал, — сказал Фостер, подталкивая подругу.

— Эм, нет, я не буду этого делать, — отнекивалась Миллер.

— Так, давай быстро! Помни, что у нас мало времени, что другого момента может и не представиться, — немного повысил голос Нэйтен, потому что иногда Миллер бывала невыносима, и с ней приходилось обращаться вот так, чтобы как-то заставить ее двигаться.

— Ну… Может, еще по мороженому? — все еще надеясь на то, что ей удастся избежать разговора, предлагала Миллер.

— Нет, иди, — Фостер толкнул Миллер так, что она подвинулась на пару метров.

Эбби поняла, что Нэйтен от нее не отстанет, если она не сделает этого, поэтому решила, что нужно идти. Еще немного потоптавшись на одном месте, она сделала глубокий вдох и с высоко поднятой головой пошла к джипу, все еще стоявшему на парковке.

Когда Миллер оказалась на стоянке, то тут же поймала на себе взгляд Томаса, который удивленно смотрел на нее. Она стояла на месте, теребя подол вязаного платья и не решаясь заговорить. Эдмонд улыбнулся на ее действия, потом понял, что это та самая Эбби и решил сесть в машину, чтобы дать им поговорить.

Томас посмотрел на Кимера, которого посчитал сейчас предателем, потом на Миллер, которая что-то бубнила себе под нос.

— Эбби, ты что-то хотела? — нарушил тишину Уилсон.

— Эм, да. Томас, то есть мистер Уилсон… Или лучше Томас… — о боже, она сейчас так растерялась, что несла всякую ерунду! — Я должна тебе кое-что сказать… Для меня это очень важно и… Я считаю, что ты должен это знать…

— Эбби, прости, но давай в другой раз, — сжав губы в одну полоску, сказал Уилсон, проведя рукой по волосам. — Я сейчас очень тороплюсь. Я пытаюсь найти одну девушку, впрочем, неважно. Лучше в следующий раз.

Он договорил и сел в джип, захлопнув за собой дверь. Через секунду машина завелась и тронулась с места, а Миллер продолжала стоять на той парковке, чувствуя себя неловко, ощущая себя полной дурой, которая себе вообразила, что сейчас они поговорят и будут вместе.

Наивная дурочка!

Увидев, что Эбби прикрывает рот рукой и слезы начинают литься из ее глаз, Нэйтен быстро подбежал к ней, прижимая к себе.

— Вы поговорили? — тихо спросил он.

— Нет, он просто уехал, даже не дослушав меня до конца, — всхлипывая, бормотала Миллер.

— Вот козел! — выкрикнул Фостер так громко, что, наверное, его услышала половина академии.

Он крепче прижал Миллер к себе, поглаживая по рыжим волосам и целуя в макушку. Эбби продолжала всхлипывать. Она не винила ни в чем Томаса. Она винила лишь себя за то, что не зашла к нему тогда в аудиторию и не призналась сразу, ведь если бы она сделала это, то сейчас бы не стояла посередине парковки и не плакала Нэйтену в жилетку…

Глава 38

Прошло уже два дня с того момента на парковке. Эбби больше не пыталась поговорить с Томасом, так как попросту не видела в этом необходимости. Тогда, садясь в свой джип, он обещал, что они обязательно поговорят в следующий раз, но удобного случая не представилось: мужчина был полностью одержим поисками таинственной незнакомки, что не находил времени, хотя бы минуточки, чтобы выслушать Миллер. Каждый день студентки обивали порог 315 аудитории, надеясь, что смогут продержаться под напором Эдмонда, который сверлил взглядом каждую приходящую девушку, не внушающую доверия. Он говорил Томасу, что пора прекращать с поисками, поскольку они не приносят ничего хорошего, ведь каждый день им приходится выслушивать бред очередной первокурсницы о том, что она есть та единственная и неповторимая; но Уилсон был зависим и вовсе не слушал друга, который, впрочем, как и всегда, прав.

Но мужчина просто не хотел это признать, ведь гордость и самолюбие были на первом месте, и согласиться с другом, что он все-таки прав, означало неуверенность в себе и своих действиях, поэтому он продолжал эти тщетные попытки, от которых ему уже самому тошно и противно.

Иногда