– Нет... не совсем.

– Но вы же знаете. Поэтому вы и явились сюда, верно? Вызнали. В тот самый день, когда я задала вам этот вопрос в «Солнечных горах». Японяла это по вашему лицу. Я спросила: «Это не ваш ребеночек?» Я подумала, чтовы придете, может быть, потому, что вы – мать. Одна из матерей, чьих детей яубивала. Я надеялась, что вы придете еще раз и мы с вами вместе выпьемстаканчик молока. Это обычно бывало молоко. Иногда какао. Все, кто знал обомне.

Она медленно прошла в угол комнаты и открыла стоявший тамшкафчик.

– Миссис Моди, – проговорила Таппенс. – Она была одной изних?

– Ах, вы и о ней знаете... Нет, она не была матерью, онабыла костюмершей в театре. Она меня узнала, вот ей и пришлось уйти. – МиссисЛанкастер внезапно обернулась и направилась к Таппенс, неся в руке стаканмолока. – Выпейте это, – сказала она, ласково улыбаясь. – Просто выпейте, ивсе.

Таппенс ошеломленно молчала, а потом вскочила на ноги ибросилась к окну. Схватив стул, она разбила стекло и, высунувшись из окна,закричала:

– На помощь! На помощь!

Миссис Ланкастер рассмеялась. Она поставила стакан на стол,откинулась в кресле и со смехом сказала:

– Как вы глупы. Вы думаете, сюда кто-нибудь придет? Кто,по-вашему, может прийти? Им придется ломать двери, ломать эту стену, а темвременем – есть ведь и другие способы. Не обязательно молоко. Просто молоколегче всего. Молоко или какао, даже чай. Маленькой миссис Моди я всыпала вкакао. Она любила какао и постоянно его пила.

– Это был морфий? Откуда вы его брали?

– О, это было нетрудно. У человека, с которым я жила многолет назад, был рак, и доктор давал мне для него морфий. У меня скопился большойзапас. Были и другие лекарства. Я сказала, что все выбросила, только я этого несделала, наоборот, все сохранила – и морфий, и другие наркотики, иуспокаивающие средства. Вот они и пригодились. У меня и сейчас есть запас. Самая никогда ничего не принимаю. Я не верю в эти штучки. – Она придвинула стакан кТаппенс. – Выпейте это, так будет гораздо легче. Другой способ – беда в том,что я не помню, куда я положила...

Она встала и начала ходить по комнате.

– Куда же я его положила? Куда? Все забываю, старею,наверное.

Таппенс снова закричала «На помощь!», однако на берегуканала не было ни души. Миссис Ланкастер продолжала бродить по комнате.

– Я думала... была уверена... О, конечно, он у меня врабочей корзинке.

Таппенс отвернулась от окна. Миссис Ланкастер приближалась кней.

– Какая вы глупая женщина, – сказала она, – чтопредпочитаете этот способ.

Она выбросила вперед левую руку и схватила Таппенс за плечо.В правой руке, которую она до этого держала за спиной, был длинный узкийкинжал. Таппенс отчаянно сопротивлялась. «Я легко с ней справлюсь, – думалаона. – Без всякого труда. Она старая женщина, старая и слабая. Она несможет...»

И вдруг ее охватил ужас: «Но я ведь тоже старая женщина. Уменя уже нет той силы. А ее руки, ее пальцы, как они сжимаются... Это,наверное, потому, что она безумна. Я всегда слышала, что сумасшедшие обладаютстрашной силой».

Блестящее лезвие все приближалось. Таппенс пронзительнозакричала. Снизу слышались крики и громкие удары. Они были направлены на дверь,словно кто-то старался ее выломать. «Но им никак не удастся сюда проникнуть, –думала Таппенс. – Они не смогут открыть эту дверь. Для этого нужно знать секретпотайного механизма».

Она боролась изо всех сил. Пока ей удавалось удерживатьмиссис Ланкастер на расстоянии. Но та была крупнее. Это была большая сильнаяженщина. Она по-прежнему улыбалась, однако в этой улыбке больше не былоблагожелательности. У нее был вид женщины, которой нравится то, что она делает.

– Убийца Кейт, – пробормотала Таппенс.

– Так вы, значит, знаете мое прозвище? Но теперь я перерослаего. Теперь я не просто убийца, а Убийца именем Бога. Бог велит, чтобы я васубила. Значит, все в порядке. Вы это понимаете, не так ли? Если этого хочетБог, значит, все в порядке.

Теперь миссис Ланкастер загнала Таппенс в угол, к краюбольшого кресла. Одной рукой она прижимала ее к креслу, все крепче и крепче,так что Таппенс уже не могла пошевелиться – дальнейшее сопротивление было уженевозможно. Блестящее лезвие кинжала в правой руке миссис Ланкастер всеприближалось.

Таппенс думала: «Я не должна поддаваться панике, нельзяпаниковать...» – но вслед за этой мыслью тут же пришла другая: «Но что я могусделать?» Сопротивляться было бесполезно.

И тут ее пронзил страх – острое чувство страха, такое же,какое она испытала в «Солнечных горах».

«Это не ваш ребеночек?»

То было первое предупреждение, однако она им пренебрегла –да она и не знала, что это предупреждение.

Таппенс следила глазами за сверкающим лезвием, но, как этони странно, не эта полоска стали внушала ей страх, приводивший ее в состояниеполного паралича, ужасно было лицо – улыбающееся доброжелательное лицо миссисЛанкастер. Это была довольная, счастливая улыбка мягкой рассудительной женщины,которая спокойно делает свое дело.

«Она совсем не похожа на сумасшедшую, – подумала Таппенс. –Вот что ужасно. Впрочем, это естественно, ведь она-то думает, что вполненормальна. Она считает себя вполне нормальным, разумным человеком – именно такона думает... О Томми, Томми, во что же я на этот раз впуталась?»

Ее охватила слабость, а затем и дурнота. Все мускулы еерасслабились – откуда-то послышались звуки разбитого стекла. Они унесли еепрочь, в темноту и беспамятство.

* * *

– Вот так уже лучше... Вы приходите в себя... Выпейте это,миссис Бересфорд.

К губам прижимается стакан... она отчаянно сопротивляется...отравленное молоко... кто когда-то говорил... что-то об отравленном молоке? Онане будет пить отравленное молоко... нет, это не молоко... пахнет совсем нетак...

Напряжение спало, губы ее открылись... Она сделала глоток.

– Бренди, – прошептала Таппенс, узнав напиток.

– Совершенно верно! Выпейте еще... еще глоточек...

Таппенс выпила. Она откинулась на подушки и осмотрелась. Вокне торчала верхушка лестницы. Пол под окном был усыпан битым стеклом.

– Я слышала, как разбилось стекло.

Она отодвинула от себя стакан, взгляд ее задержался сначалана кисти, потом скользнул по руке и, наконец, по лицу человека, который егодержал.