Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яков пожал плечами.
– И что с того? Не стоит себя переоценивать, Валерия. Ты болтаешься на мне подобно мерзкому клещу, не буду отрицать. Но ведь это можно и потерпеть. В конце концов, все люди смертны, а молодые ведьмы в особенности. Что мне твоя жизнь против того, что было мной прожито? Тем более… тем более, что рана твоя медленно сводит тебя в могилу.
Перед глазами поплыло. А потом вдруг я увидела себя на дне глубокой ямы, сырой и холодной. Узкой настолько, что даже наклониться представлялось невозможным. Голубой квадрат неба сверху, пласт чернозема, ниже – коричневая глина, за ним – слой мусора, неведомо как сюда попавшего. Из земли, со всех сторон торчали корешки, тонкие, толстые. Я ухватилась здоровой рукой за толстый корень, подтянулась, уперлась коленками в колкую земляную стену… Еще чуть-чуть, и… Выбросила вверх перебинтованную руку, но ослабевшие пальцы скользят, а на предплечье стягивается колючая проволока, выжимая слезы из глаз…
– Держись! Я тебя вытащу!
Вдруг в голубой рамке неба появилось знакомое лицо. Зеленые глаза дикой кошки, рыжие волосы, заплетенные в две тугие косички… Джейн!
– Держись, давай руку…
И она вцепилась в мою ладонь. Я завопила, слезы брызнули из глаз – господи, да уж лучше сидеть в яме, чем терпеть такое.
– От…пусти!
– Я тебя вытащу, – быстро повторила Джейн, – терпи.
…И я оказалась снова в спальне. Ни Джейн, ни Якова, ни моей могилы. Как будто мне приснилось что я проснулась – такое бывает, реальность мешается с иллюзиями. А может быть, и нет никаких иллюзий? Говорят, что во время сна наша душа путешествует по множеству существующих реальностей, и какие-то из них – наше будущее, а какие-то – уже пережитое и неисправимое прошлое… Но, разжав здоровую руку, я увидела сережку Джейн, а под ногтями было черным-черно, как будто я руками рыла землю.
– Джейн, – прошептала я. Или мне приснилось, что я прошептала.
И тут же снова распахнулась незримая дверь, обрушивая на меня то, что помнила одинокое, потерявшее пару украшение.
…Таверна эта в предместье Базеля еще помнила ужасы чумового поветрия. Она горела не один раз, и все равно отстраивалась, вырастала вновь из пепелища подобно фениксу – хотя, конечно же, куда больше походила на альва, корявого и приземистого, чем на сверкающую бессмертную птицу.
Внутри, ранним утром, было пусто и тихо. Стены, покрытые слоем грязи и жирной копоти, земляной пол, в котором навеки остались втоптанные кости, столы, над которыми с интересом вились изумрудные мухи.
Мария… Ох, нет, Мария давно покоится в родовом склепе… Джейн сидела в углу, слепо глядя в наполненную водой кружку с отбитой ручкой. Первую неудачу тяжело пережить. Как смотреть в глаза Наставнику? Как сказать о том, что враг ускользнул, оставив на своем месте демона? Дар, неиспользованный дар палача скребся под грудиной словно живая личинка, требовал выхода. Казалось, еще чуть-чуть, и разорвет когтями живот, вырвется наружу, разбрызгивая кровь по засаленной лавке… Но нет. Наставник учил, как сдерживать свой Дар и одновременно свое проклятье. Это ведь просто, думать так, словно ничего и не было. Как будто не просыпалась она в каменном гробу, как будто не ломала ногти в отчаянной попытке выбраться, как будто не кричала, не звала Бога. И Он пришел, спас. Наставник, человек без имени, в простой коричневой рясе. Во взгляде его было искреннее, неподдельное сострадание, и бурчал он – мол, если бы не ночь, проведенная в каменном саркофаге, вызревший Дар был бы совсем другим. А так Джейн стала просто палачом, подобием своего карающего меча. Ну, а Дар – его можно стреножить, спеленать и усыпить, до поры до времени. Пока не покажется истинный враг, богомерзкая тварь, которую нужно было уничтожить.
Она неподвижно сидела – щуплый рыженький паренек – и почти не ощущала веса кольчуги. Привыкла за время путешествия, а ведь поначалу коленки подгибались и спину ломило… Сидела и все пыталась высмотреть на дне кружки грядущий путь. Но – отвлекли, протяжно заскрипела тяжелая дверь, и в зал ввалился монах-доминиканец, круглый как шар, ряса под мышками и на спине потемнела от пота, тройной подбородок трясется…
Джейн вздрогнула. Монах переваливался с ноги на ногу у порога и смотрел на нее совершенно бесстыдным, оценивающим взглядом. Ах, посмей он так смотреть на нее раньше, в прекрасном Виндзоре! Голова бы уже красовалась на острие пики, не меньше.
«Но я же рыцарь?» – Джейн тряхнула коротко обрезанными вихрами, вызывающе вздернула подбородок и руку положила на рукоять меча.
Монах двинулся к ней по-утиному, размахивая толстыми, потными руками.
«Ну так я тебя проучу по-рыцарски!»
Она так ничего и не успела предпринять.
Жирное тело слуги Господнего вдруг обрело ловкость охотничьего пса; грациозно склонившись к столу, он быстро пробормотал:
– Ищи в Шато де Шильон. Под основанием замка, отдельно от прочих узников.
И, крутнувшись на одной ноге, монах поспешил к выходу. Торопился он так, словно боялся быть замеченным кем-либо, кроме одинокого рыжего паренька.
Шато де Шильон…
Джейн слышала об этом месте, о неприступной твердыне на озере. Даже Наставник любил вспоминать годы, проведенные в каменных казематах, там, где холод скалы выпивает из тела самую жизнь, и где к столбам прикованы пленники…
Она хотела броситься вслед за монахом, чтобы расспросить его как следует – кто таков, кто подослал… Но внезапно передумала. Доминиканец очень боялся, что его заметят или запомнят. Ну, а в Шато де Шильон добраться можно. Осталось только найти того, кто мог бы вскрыть любой замок.
…Я открыла глаза. Теперь уже по-настоящему проснулась. Ногти чистые, в руках – ничего. Значит, все это приснилось? Яков, человек без лица, Джейн, туша неизвестного доминиканца, засиженная мухами таверна…
И вдруг медленно, очень осторожно повернулась дверная ручка. Я опустила ресницы – если это Эрик, пусть думает, что сплю.
– Эрик, ты просто идиот, – в сердцах сказала Джейн, – ты ее губишь. Зачем ты делаешь из нее еще одного палача? Ведь это совершенно, абсолютно бессмысленно в ее положении, о котором ты, между прочим, умалчиваешь.
Джейн, которая вернулась из родной Англии. Настоящая, реальная Джейн, потомок королей, которая… была когда-то Марией?
– Так она будет сильнее, а это может помочь. И мне, и ей же. – прозвучал тихий ответ.
– Сила не в том, чтобы убивать. Сила в том, чтобы оттолкнуть от себя прошлое и жить настоящим.
– Но ты-то не оттолкнула от себя твое прошлое, – он хмыкнул, – и, между прочим, только поэтому до сих пор существуешь.
Они о чем-то зашептались, затем снова раздался приглушенный голос зеленоглазой ведьмы.
– Что-то она неважно выглядит.
Эрик буркнул в ответ неразборчиво.
– И что, кроме обезболивающего ты больше ничего ей не колешь?!! Эрик, Эрик… Боже мой, она такая слабенькая, а ты ее не бережешь. Ты махровый эгоист. Да еще и садист! А кроме того, просто дурак.