Не знаю, смотрит ли Мэйвен на меня. Я на него смотреть не стану.

– Трофей, да. И символ, – отвечает Мэйвен. – Алая гвардия – это не призраки, а люди из плоти и крови. Плоть и кровь можно взять под контроль, победить и уничтожить.

Король цокает языком, как будто с жалостью. Он быстро встает, и шелк кружится, как бурная река. Мэйвен тоже встает; оба сходятся в центре беседки. Они меряют друг друга взглядом, словно пожирая. Никто не хочет первым нарушить молчание. Я чувствую, как воздух вокруг сгущается; сперва горячий, он сначала холодеет, затем делается сухим, потом влажным. Поединок воли двух Серебряных королей.

Не знаю, что Оррек видит в Мэйвене, но внезапно он смягчается и протягивает ему смуглую руку. На всех пальцах блестят великолепные кольца.

– Что ж, скоро с ними расправятся. И с вашими мятежными Серебряными тоже. Три дома против мощи двух королевств – это ничто.

Склонив голову, Мэйвен пожимает руку Оррека.

Я отстраненно задумываюсь, каким же образом, черт возьми, Мэра Бэрроу из Подпор оказалась здесь. В нескольких шагах от двух королей, в ту минуту, когда еще один кусок нашей кровавой истории становится на место. Джулиан с ума сойдет, когда я ему расскажу. Когда. Потому что я увижу его вновь. Увижу их всех.

– А теперь об условиях, – продолжает Оррек. И я понимаю, что он так и не выпустил руку Мэйвена.

Стражи это заметили. Они, все разом, делают угрожающий шаг вперед; их пламенные одеяния скрывают непредсказуемое количество оружия. Озерные охранники, с другой стороны беседки, тоже приблизились. Противники словно подзадоривают друг друга сделать еще шаг, который завершится кровопролитием.

Мэйвен не пытается ни высвободиться, ни подойти ближе. Он просто стоит на месте – неподвижно, уверенно, бесстрашно.

– Условия хороши, – отвечает он ровным голосом. Я не вижу его лица. – Чок поделен поровну, прежние границы восстановлены и открыты для путешествий. Вы на равных правах с нами можете пользоваться Столичной рекой и каналом Эрис…

– Пока ваш брат жив, мне нужны гарантии.

– Мой брат – изменник и предатель. Скоро он будет мертв.

– В том-то и дело, мой мальчик. Как только его не станет, как только мы истребим Алую гвардию – вы вернетесь к старому? Мы будем врагами? Вы снова поймете, что Красные захлестывают вас, и нужно их куда-то девать?

Лицо Оррека темнеет, становясь серо-фиолетовым. Его холодная отстраненная сдержанность превращается в гнев.

– Контроль за численностью населения – одно дело, но война, бесконечное перетягивание каната – это чистое безумие. Я не намерен проливать Серебряную кровь только потому, что вы не способны управляться со своими Красными крысами.

Мэйвен подается вперед и отвечает с той же страстью:

– Наш договор будет подписан здесь, и об этом сообщат каждому мужчине, каждой женщине и каждому ребенку в моем королевстве. Все узнают, что война окончена. По крайней мере, все в Норте. Я знаю, у вас в Озерном крае нет таких возможностей, старина. Но надеюсь, вы постараетесь оповестить свое болотное королевство.

Нас всех охватывает дрожь. Серебряным страшно, а я ощущаю радостное волнение. «Уничтожьте друг друга, – мысленно шепчу я. – Выверните наизнанку». Не сомневаюсь, король-нимф может без особого труда утопить Мэйвена на месте.

Оррек обнажает зубы.

– Ты ничего не знаешь о моей стране.

– Я знаю, что Алая гвардия возникла у вас, а не у меня, – отвечает Мэйвен и делает жест свободной рукой, приказывая Стражам сдать назад. Глупый позер. Надеюсь, его убьют. – И не ведите себя так, как будто делаете нам одолжение. Вы нуждаетесь в этом не меньше, чем я.

– Мне нужно твое слово, Мэйвен Калор.

– Я его уже дал.

– Твое слово и твоя рука. Это самые прочные узы.

О.

Мой взгляд перелетает с Мэйвена, которого Озерный король по-прежнему держит крепкой хваткой, на Эванжелину. Она сидит неподвижно, как застывшая, не сводя глаз с мраморного пола. Я ожидаю, что сейчас она встанет, завопит, превратит это место в хаос шрапнели. Но она не двигается. Даже Птолемус, ее верный пес, не трогается с места. А их отец, в черных одеждах Дома Самоса, как всегда мрачен. Никакой перемены в нем я не вижу. Никакого намека на то, что Эванжелина вот-вот потеряет положение, за которое так боролась.

Озерная принцесса кажется высеченной из камня. Она не ведет и бровью. Она знала, что этим закончится.

Когда отец сказал Мэйвену, что он должен жениться на мне, тот чуть не задохнулся от изумления. Он неплохо притворялся, кипятясь и споря. Мэйвен делал вид, будто не понимает, в чем смысл этого предложения, что оно означает. Как и я, он носил тысячу масок и играл миллион разных ролей. Но сегодня он изображает короля – а короли никогда не удивляются, их невозможно застать врасплох. Если Мэйвен и потрясен, он этого не выказывает. В его голосе нет ничего, кроме стали.

– Почту за честь назвать вас отцом, – говорит он.

Наконец Оррек выпускает руку Мэйвена.

– Почту за честь назвать вас сыном.

Оба лгут.

Справа от меня чей-то стул скребет по мрамору. Потом еще два. Сияя сталью и черным шелком, Дом Самоса поспешно выходит из беседки. Сначала Эванжелина, затем ее отец и брат – не оборачиваясь, руки по швам. Плечи у нее опущены, обычно прямая спина как будто слегка ссутулилась.

Кажется… она рада.

Мэйвен не наблюдает за уходом бывшей невесты – он полностью сосредоточен на новой задаче. Эта задача – Озерная принцесса.

– Миледи… – произносит он с поклоном.

Она просто склоняет голову, не отрывая от Мэйвена своего стального взгляда.

– В присутствии моего благородного двора я прошу вашей руки.

Я уже слышала эти слова. От того же самого юноши. В присутствии толпы, когда каждое слово напоминало щелчок ключа в замке.

– Я желаю стать вашим мужем, Айрис Сигнет, принцесса Озерного края. Вы принимаете мое предложение?

Айрис красива, изящнее отца. Не танцовщица, впрочем, а охотник. Она встает с кресла в водопаде мягкого сапфирового бархата. У нее длинные ноги и округлые женственные формы. В прорези платья я замечаю кожаные брюки. Поношенные, потертые на коленях. Она не явилась сюда неподготовленный. И, как многие другие, Айрис не надела перчатки, несмотря на холод. Рука, которую она протягивает Мэйвену, – янтарного цвета, с длинными пальцами, ничем не украшенная. Тем не менее взгляд принцессы не колеблется, даже когда в воздухе повисает туман, клубясь вокруг ее вытянутой руки. Крошечные капельки влаги переливаются. Они превращаются в маленькие жидкие бусины, и каждая, двигаясь и вращаясь, отражает свет.

Первые слова она произносит на незнакомом языке. Он душераздирающе красив – одно слово сливается с другим, как песня, как вода. Потом Айрис добавляет на нашем языке, с акцентом: