– Очень надо с вами поговорить, – дёрнула Валю за рукав пожилая простоватая женщина. – Понимаете, дочка хочет с мужем разводиться. Она вам верит, как скажете, так и сделает!

– Вы меня ни с кем не путаете? – попыталась дистанцироваться Валя.

– Мы ж вас уже дважды видели. Вы честная и про жизнь понимаете, – категорично ответила пожилая женщина. – Знаете, всё было хорошо, и вдруг заметила, что он гуляет. Представляете, приходит он четвёртого числа с получки…

И Валя не знала бы, что делать, если б администраторша не отогнала женщину:

– Команды вставать не было! Сядьте на место, не сбивайте меня со счету. Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь…

– Что вы считаете? – машинально спросила Валя.

– За привод каждого платим, мы ж только раскручиваемся. А на крутых передачах сами готовы платить, только в студию посади.

И Валя усмехнулась тому, что Вика, притащившая толпу студентов, в отличие от Вали заработает на передаче денег. Рок-группа наконец допела. Публика потекла из студии. Некоторые останавливались, чтобы поближе разглядеть Валю, видно, уже прочитали в газетах чушь про неё.

– Распустились без Ады! – важно прокомментировала Вика, когда кампания её однокурсников обступила Валю. – Безобразно подобран зал, генерал – ботан какой-то, солдатская мать как дятел, а военная попса должна раздеваться не здесь, а в стрип-клубе.

– Полный провал, – согласилась Валя, не стесняясь Викиной компании. – Вторая передача через час, и мне необходима твоя помощь.

Вика засияла и важно распорядилась:

– Центнер, тащи пипл в нижний бар. Нам надо ко второй съёмке готовиться. Через час всех здесь построишь.

– В спонсорских шмотках жрать не ходи, – проходя мимо, бросила Катя.

– Я аккуратно.

– А ну тебя кто залапает? Или в туалет для зрителей пойдёшь, а там срач по колено, на уборщицах экономят, – и обернулась к рабочему в студии: – Петрович, осторожней с камерой! Она стоит дороже твоей жизни!

Счастьем было оказаться вдвоём с Викой в верхней столовке для сотрудников.

– Солдатская мать тебе, вы мне рот зажимаете, а ты так фейсом слиняла, что я застремалась, – призналась Вика.

– Подчистую меня выбила. Ну почему люди говорят об одном, как армию улучшить, солдат спасти, и не слышат друг друга? Как за стеклом!

Поев и выпив чаю вместе с Викой, Валя чуточку успокоилась. Они встали из-за стола, когда навстречу вышел известный спортивный комментатор. Он покрикивал в сотовый, и поднос ловко держался в его знаменитой ладони известного прежде баскетболиста. А на подносе поигрывал золотистый суп и кусок мяса в яркой подливе.

– Ищи, как они с голландцами сыграли! Ты за это зарплату получаешь! Не буду никакого Митяя вызывать! Сам найдёшь их счёт! И забудь эту совковую манеру, когда новости за тобой бегают! Тебе платят за то, чтобы ты за ними бегал! – ярился комментатор в сотовый.

– Надо было супа взять! – заметила Валя, глядя на его поднос.

– Ты чё? В нём столько калорий!

И ровно в эту секунду поднос поскользнувшегося комментатора полетел в Валю: суп с подливкой на подол «Кензо», мясо – на новые туфли, комментатор – под ноги, а его сотовый – под стол.

– Платье! – завизжала Вика.

– Извините, – сказал с пола комментатор, ловко потянулся за сотовым и добавил в него ещё твёрже: – Я через двадцать минут в эфире! Чтоб счёт у меня был!

– И как только слепые на оба глаза ведут передачи? – оскорбительным тоном спросила Вика.

– Я же сказал «извините»! – обескураженно повторил комментатор, поднявшись и горестно разглядывая кусок мяса на полу.

– Нам ваше «извините» на спонсорское «Кензо» намазать? – продолжила Вика, посыпая пятна на Валиной юбке из солонки.

– Намажьте! – согласился он с вызовом и добавил: – До эфира не успею второй обед в очереди взять! Сутки на одном кофе!

– У вас эфир, а у нас кефир, что ли? – заорала Вика ему вслед.

– Платить теперь за платье, Катя предупреждала, – расстроилась Валя.

Это было последней каплей. Она не может вести серьёзную передачу. Не хочет видеть толпу хамоватых любопытных телезрителей. Неизвестно, сколько стоит платье. Цены в этом магазине для жён бандитов и проституток под 1000 долларов. Да и сил на вторую съёмку нет.

В артистической Алла Пугачева пела по радио: «Сильная женщина плачет у окна…», а трёхцветная кошка щурилась на подлокотнике кресла. Костюмерша Антонина Львовна, глянув на Валю, покачала головой:

– Укатали Сивку крутые горки?

– Платье испортила, – показала Валя пятна, чуть не плача.

– Снимайте, вычищу, – успокоила Антонина Львовна.

– Это не вычистить!

– Зубная паста есть, калька есть, вычищу! Одежда только колдовство признаёт, кто с ней всю жизнь работает, того слушает. Ткань-то не камень, с ней всегда договоришься, – интонация у Антонины Львовны была баюкающая. – Как-то перед прямым эфиром белый фрак от красного вина певцу спасла! Мужик, он мужик и есть. Положил в сумку фрак и початую бутылку красненького, как увидел потом, у него чуть голос не пропал! Я его за лимоном в столовую послала, соку нацедила да мыло взяла простое и давай чистить…

– Спасибо. – Валя сняла юбку, отдала костюмерше и села в полной прострации.

– Мать-то меня учила со скатерти красное вино отмывать. Намылила простым мылом. Положила. Прополоскала, опять намылила. Вещи-то раньше уважали, берегли, не то что теперь.

Дверь была не заперта, кто-нибудь мог ворваться, увидеть Валю без платья, но впервые в жизни ей было всё равно. Она чувствовала себя настолько опустошённой, что решила после второй проваленной передачи уйти с телевидения, даже если Вику выгонят из ВГИКа.

Потому что нет смысла делать то, что не можешь делать хорошо. Посмотрелась в зеркало, показалась себе некрасивой даже в гриме, который придётся освежить. До съёмки оставалось чуть-чуть времени, в сумке зазвонил сотовый. Валя раздражённо подумала, наверное, мать, жаждет отчитаться о покупках на рынке, но высветилась надпись «Виктор».

– Звоню конспективно, ласточка моя, – предупредил он, – показалось, что тебе плохо.

– Мне не плохо, мне просто конец… – чуть не всхлипнула она. – Не знаю, как завестись на вторую съёмку.

– Тогда перефразирую стихи Расула Гамзатова: «Если тебя любит сто мужчин, знай, среди них есть я; если тебя любит десять мужчин, знай, среди них есть я; если тебя любит один мужчина, и это не я, знай, я просто умер…» Целую!

Вале показалось, что внутрь неё хлынула музыка. Руки и ноги задвигались как новые, она вспрыгнула со стула, уставилась в зеркало на себя, мгновенно похорошевшую, и бегом натянула новый костюм.

И ей было невдомёк, что Горяев не телепат, просто Вика, давно потихоньку списавшая с Валиного сотового его номер «на всякий случай», позвонила из кабинета Ады. А Горяев дёрнул секретаршу, чтоб