Я спросил Ивана Ивановича, могу ли я увидеть Зою. Но он удручённо ответил отказом, сославшись, что Зоя ведёт замкнутый образ жизни и вряд ли захочет со мной увидеться.

Тем не менее я настоял и в тот же день повстречался с Зоей. Тогда мы с ней проговорили около трёх или четырёх часов, а когда вышли из дома, то оба уже решили, что станем мужем и женой.

– И последнее, дед. В этой истории непонятным остался один момент. Откуда Краузе был известен пароль, о котором во всём мире, по твоему выражению, знали только два человека, полковник Ерофеев и ты?

– Я догадывался, что ты непременно спросишь об этом. Так вот, сразу после ареста Борзова органы контрразведки выявили законспирированного шпиона от Абвера, который, пользуясь безалаберностью и непрофессионализмом Борзова, узнавал многие секретные вещи и направлял их Краузе.

А полковник Ерофеев и Вальтер Краузе никогда не были в родстве. Ерофеев и Краузе были люди разных нравственных принципов и понятий о долге и чести и никогда не пересекались в личном контакте ни до войны, ни во время войны. Об этом я заявляю не голословно, так как после войны длительное время собирал архивные данные, касающиеся полковника Ерофеева, чтобы реабилитировать его. Этот замечательный и хороший человек оставил светлую память о себе. Но прежде всего он был офицером, вначале царским, а впоследствии советским, который знал, что такое офицерская и человеческая честь и до последней минуты её сохранял.

После сложной операции на сердце, проведённой в немецкой клинике, отставной генерал, заслуженный ветеран Великой Отечественной войны Кузьмин Егор Иванович быстро пошёл на поправку, несмотря на свой достаточно преклонный возраст.

Уже через три дня он самостоятельно поднимался и свободно расхаживал по палате, точнее по изысканно убранной комнате, меньше всего напоминавшей больничную палату.

До операции и после неё с ним неотлучно находилась его внучка Лидочка, за что он ей был очень благодарен. Тем не менее всё равно мучился от одиночества, так как в госпитальных «покоях» привык скрашивать время с такими же больными, как и он.

Через пару недель, когда здоровью Егора Ивановича уже ничего страшного не угрожало, его к себе в гости пригласил старый хирург, под руководством которого проводилась операция. Егор Иванович был крайне удивлён, когда в таком же, как и он, престарелом человеке узнал… бывшего майора Вермахта Фрица Вебера, с которым ему довелось встретиться в далёком и жарком июле сорок первого года. Егор Иванович от удивления проговорил вслух:

– Выходит, тот рассказ солдата из штрафной роты был не о Фрице Вебере?

В небольшом коттедже в уютно обставленной гостиной Фриц Вебер и Егор Иванович вели непринуждённую беседу, вспоминая те далёкие фронтовые годы их юности.

Вебер уже неплохо владел русским языком, и переводчик им не понадобился. От Вебера Егор Иванович узнал то, что уже полжизни пытался выяснить.

Так Фриц Вебер сообщил ему, что в девяностых годах разыскал Николая Петренко и ту самую девушку, Лидочку, которая когда-то спасла ему жизнь. Егору Ивановичу с трудом верилось, что Веберу удалось узнать больше, чем ему, перерывшему столько архивов и объездившему половину Советского Союза в поисках своих пропавших фронтовых товарищей.

Долгое время после войны разыскивал он их, но в основном безуспешно, и лишь с немногими ему посчастливилось вновь встретиться.

Вебер ничуть этому не удивился. Он усмехнулся и сказал, что в России иностранцев больше почитают и порой предоставляют архивные данные по поиску без вести пропавших с бо́льшим рвением, нежели своим. Одним словом, он сообщил Егору Ивановичу, что Николай и Лидия Петренко до недавнего времени проживали в Белоруссии в небольшом посёлке под Витебском. И ему довелось побывать у них в гостях.

– И вы знаете, Егор Иванович, – с небольшим акцентом произнёс Вебер, – у них большая семья. Много девочек и всего один сын, Егор, самый старший.

И, как-то странно улыбнувшись, добавил:

– Он копия вас в молодости. Это я подметил сразу же, как только они показали его фото. Он военный и сейчас служит где-то на широких просторах России.

Фриц Вебер медленно встал со своего кресла и, подойдя к Егору Ивановичу, положил свою руку ему на плечо. Затем, тяжело вздохнув, проникновенно сказал:

– Лидия тебя долго разыскивала. И, похоже, она очень любила тебя.

Престарелый хирург немного помолчал, а затем тихо произнёс:

– Эта простая русская девушка Лида перевернула всю мою дальнейшую жизнь и мировоззрение. Она спасла меня не только физически, но и духовно. Я тогда уже понял, что нельзя победить людей, у которых даже дети проявляют сердобольность, как ни удивительно, но даже и к врагам. И то, что я спас тебя из плена тогда, это не моя заслуга, а её. Да-да, Егор, тот скальпель из медицинского ящичка я специально положил рядом с тобой, в надежде, что ты воспользуешься им в сарае. И никак не мог ожидать, что ты пустишь его по другому назначению, перерезав глотку эсэсовцу. Впрочем, что было, то было.

С большим чувством сопереживания и какой-то непростительной вины Егор Иванович выслушал дальнейший рассказ Вебера о жизни Николая и Лидии Петренко. Хирург ещё раз поведал о том, что у них большая и дружная семья, а также уточнил, что у Лиды пять дочерей.

– Я догадываюсь, почему у Лиды так много девочек, – перебив Вебера, тихо произнёс Егор Иванович.

После этого разговора задушевной и доверительной беседы почему-то не получилось. Тем не менее Егор Иванович искренне поблагодарил Вебера за радушное гостеприимство и за успешно проведённую операцию. После этого распрощался, не забыв взять адрес Николая и Лидии, а также оставил свой адрес и пригласил в гости.

* * *

Из Германии Егор Иванович улетал через месяц, пройдя реабилитационный курс.

Уже перед самой посадкой на самолёт к нему и Лидочке подбежала запыхавшаяся немолодая женщина. Это была дочь Фрица Вебера. Она на русском языке сообщила плохую весть о том, что неделю назад её отец скончался. Женщина извинилась, что не могла сообщить об этом раньше, так как всё их семейство было занято похоронами.

Егор Иванович и его внучка выразили своё глубокое соболезнование и искренне были опечалены столь трагичным известием. Напоследок дочь Вебера вытащила из своей сумочки небольшой свёрток и передала его Егору Ивановичу, сказав, что это от отца.

В свёртке были старые очки с растрескавшейся левой линзой и пожелтевшее фронтовое письмо-треугольник. Егор Иванович медленно развернул письмо.

То далёкое послание из прошлого начиналось фразой: «Здравствуй, дорогая мамочка» – а далее текст был написан на татарском языке.

Егор Иванович свернул письмо в треугольник и тихо произнёс, что обязательно разыщет родственников Исмагилова и передаст им это письмо. Затем он спросил, как её зовут.

– Лидия Вебер, – проговорила дочь Фрица Вебера.