Затем скомандовал Потапову:

– Андрей, Андрюха, ещё раз выручай нас. Найди командующего фронта или начальника штаба, или хоть самого чёрта и объясни им, чтобы они приняли незаконно арестованного капитана Кузьмина, имеющего срочную и важную информацию в масштабе фронта.

Силы покидали Матвея, но он мужественно стоял, зажав левой рукой рану на плече, из которой сочилась кровь. Капитан НКВД стоял возле Егора, понурив голову.

– Бегом, Потапыч! Теперь всё зависит от тебя. Выручай команду или, как говорят у вас, экипаж.

Андрей вновь сорвался с места, выкрикнув на ходу:

– Не сомневайтесь, мужики, держитесь.

Запыхавшегося с горящими глазами Потапова принял начальник штаба фронта, хотя тот рвался к самому командующему на неотложный доклад. Командующего фронтом на этот момент в штабе не было, он находился на передовой, уточняя некоторые детали разрабатываемого плана предстоящего наступления.

Начальник штаба фронта внимательно и терпеливо выслушал краткую и весьма сбивчивую историю, приключившуюся с разведчиками. Но когда Андрей поведал о последних действиях разведчиков, то генерал пришёл в ярость.

– Что!? В моем штабе устроить поножовщину и извращённое мушкетёрство? Да я вас всех под, под… Под трибунал. Немедленно веди туда.

Прихватив взвод охраны, уже через несколько минут начальник штаба был на месте. Держа на изготовке оружие, разведчики и энкавэдэшники стояли друг против друга в ожидании неизвестности, которую разрешил начальник штаба фронта, лично прибывший к месту происшествия.

– Всем немедленно сложить оружие и следовать за взводом охраны, – спокойно произнёс генерал, ещё несколько минут назад кипевший от ярости.

Разведчики, понурив головы, немедленно подчинились приказу начальника штаба фронта.

– А вас что, не касается? – обратился генерал к группе энкавэдэшников вместе с капитаном.

Те, в свою очередь, тоже подчинились приказу, но нехотя и с большим недоумением.

– Всех арестовать до особого разбирательства, – скомандовал генерал старшему взвода охраны. – Раненого в санчасть, – указал он на Кривоносова, всего в крови и еле стоящего на ногах.

* * *

Только через неделю после возвращения с передовой, командующий фронтом принял командира разведдиверсионного отряда, капитана Кузьмина Егора Ивановича.

Выслушав обстоятельный доклад по проведённой операции в тылу врага, а также причины гибели капитана Кондратьева и его группы, командующий долго ходил по просторной комнате, заставленной шкафами.

– За документы из разведшколы спасибо и особая благодарность. Они ещё актуальны и не потеряли силу для нейтрализации вражеской агентурной сети. Что касается дальнейшей деятельности партизанского отряда, возглавляемого Панкратовым, то мы им окажем помощь и соответствующую поддержку. Главное, чтобы они продержались и не растеряли боевое ядро отряда. Вашу группу, товарищ майор, мы пополним. А тем, кто погиб, – вечная слава и память. И сядьте, Егор Иванович, вы не ослышались. Вам досрочно присвоено очередное воинское звание – майор. Кроме того, вы и все разведчики группы, оставшиеся в живых, а также павшие в бою за героизм и самоотверженность при выполнении особо ответственного задания, получаете высокие награды нашей Родины.

Командующий подошёл к окну и раскрыл створки.

– Товарищ генерал, в операции вместе с нами участвовал лётчик транспортной авиации лейтенант Потапов Андрей Михайлович. И его вклад в операцию не меньше нашего, если не больше.

– Хорошо, я это учту. А сейчас, товарищ майор, дуй к своим орлам, они у тебя молодцы. У вас настоящее фронтовое братство. Немного отдохнёте, а уже через пару дней готовьтесь к выполнению новой боевой задачи.

– Есть, товарищ генерал!

– Зайдёшь в строевой отдел, оформишься. Всё, о чём я говорил, отдано приказом. Не задерживаю.

– Извините, товарищ генерал, но я бы хотел узнать о судьбе полковника Ерофеева Андрея Леонидовича, заместителя начальника развед…

– Полковник Ерофеев Андрей Леонидович застрелился, как истинный офицер старой закалки, не потерпевший оскорблений и унижения своего человеческого достоинства и офицерской чести, – тихо произнёс командующий, глядя в окно куда-то вдаль. – К моему большому сожалению.

Генерал повернулся к Егору.

– Он был достойный человек и настоящий офицер, которого незаслуженно оболгали и унизили. Я лично приму все меры, чтобы его реабилитировали и восстановили доброе имя.

– Разрешите идти, товарищ генерал? – почти шёпотом проговорил Егор из-за кома в горле.

– Свободен, майор.

В небольшом берёзовом околке, что аккуратно разместился возле штаба, проходившие люди долго могли видеть одинокого военного, скорбно склонившего голову у берёзы.

* * *

– Вот, пожалуй, и всё, Лида, – произнёс Егор Иванович своё повествование. – А далее вот что было. Подполковник Борзов был отстранён от должности руководителя разведдиверсионного отдела штаба фронта и переведён на хозяйственную работу с понижением до капитана. Но впоследствии и на этой должности он сумел дорасти до большого звания и преуспел в карьере.

Матвей Кривоносов до конца войны воевал в спецразведке, наводя ужас на немцев. После войны он ещё долгое время служил в Вооружённых силах, передавая свой огромный опыт молодым защитникам Отечества.

Лётчик Потапов прошёл всю войну, точнее пролетал, командиром транспортного авиаотряда. В сорок пятом году, во время войны с Японией, он был сбит над вражеской территорией и впоследствии зверски замучен японцами за то, что не раскрыл секретного задания, с которым летел через линию фронта.

– А как же Зоя? – тихо спросила Лидочка. – Как ты разыскал мою бабушку?

– Зою и её отца, Панкратова Ивана Ивановича, я разыскал в далёком послевоенном сорок седьмом году в небольшом посёлке Смоленской области.

В то время я усиленно разыскивал Лидочку Клокевич, Николая Петренко и ещё некоторых своих фронтовых товарищей, так много для меня значащих. Двухмесячные поиски ни к чему не привели, так как повсюду их следы терялись, и складывалось устойчивое понимание, что они погибли либо пропали без вести. И вот с этой безуспешностью и удручающей вестью я возвращался обратно в свою часть.

Но нет худа без добра, потому что чисто случайно встретил Панкратова, проезжая через их небольшой городок. В дружеской беседе у себя дома сильно постаревший Иван Иванович поведал мне о тяжёлых испытаниях, свалившихся на его дочь Зоиньку.

После войны его ещё каким-то образом пожалели, видимо, приняв во внимание его заслуги, а вот Зою отправили в сибирские лагеря, как агента, сотрудничавшего с немцами во время оккупации. Но вскоре ей очень повезло, так как она попала под амнистию и досрочно в сорок седьмом вернулась к себе на Родину.

Но, к сожалению, счастья там так и не нашла, да, собственно, и не стремилась к этому, так как давно разочаровалась в людях, да и те чурались и боялись её, продолжая видеть в ней врага народа.