— А я скажу тебе спасибо, — я чуть улыбаюсь, наслаждаясь теплом его ладони на моей щеке, — это было просто потрясающе. И мне это было нужно. Я рада, что ты это сделал...

Официант наконец-то приносит нам лед и плотное полотенце. Я самолично прикладываю к синяку Эрика холодный компресс.

Между мной и Эриком будто медленно густеет воздух. Смотреть глаза в глаза и даже просто дышать оказывается вдруг лютым испытанием. Мои губы начинают мучительно ныть от одиночества.

Этот поцелуй был неизбежен, как неизбежно столкновение двух комет, вдруг пересекшихся траекториями движения.

Мне странно понимать, что я это делаю.

От всей души, с благодарностью целую Эрика Лусито, того самого, которого совершенно точно нельзя рассматривать всерьез. Вкладываю в поцелуй настоящую эмоцию, глубокую, ту, что идет изнутри. И поцелуй выходит мучительно-жадным, тягучим, насквозь пропитанным морским духом этого коварного Змея.

Остановиться нельзя. Просто нельзя. В моей груди еще клубится жаркая жажда по этим губам, и я ни на что её не променяю.

Над плечом укоризненно покашливает официант — чертов блюститель гребанных приличий. Не видать ему хороших чаевых сегодня.

Разрывать губы оказывается почти физически-больно. Но это нужно — разорвать, отлипнуть, вынырнуть друг из друга и ощутить отчаянную пустоту внутри…

— Ты совершенно невозможна, моя фея, — тихонько шепчет Эрик, пока я пытаюсь набраться сил и соскользнуть с его колен, — я уже понятия не имею, как мне спасаться от тебя.

— Тебе? — я округляю глаза от этого волшебного заявления. — Да это я не могу от тебя избавиться уже который день. Гоню-гоню, а ты не уходишь.

— Ты плохо старалась, — Эрик улыбается, переплетаясь со мной пальцами.

И да, пожалуй, это правда. Я не старалась. И боялась, что он и в самом деле уйдет. И если так задумываться — что бы со мной было, если бы этот настырный тип меня все это время не бесил, не тормошил, не заставлял раз за разом сцепляться с ним в эмоциональной драке?

И лежала бы Настенька до сих пор на кроватке, и рыдала бы в подушку, надевала бы свои страшные юбки, а Дэнчик бы жарил Людочку да рассказывал ей страшилки о том, какая я у него была ужасно никакая.

Вот только никакой я уже быть не хочу.

— Будешь моей девушкой?

Я не ожидаю этого вопроса от Эрика, вздрагиваю и уставляюсь в асфальтово-серые глаза. Серьезные. В которых тихо-тихо плещется напряжение. Его руки обвивают меня как плети хмеля — не выпутаешься.

— Ты не шутишь сейчас?

Позиция Катанийского Змея насчет отношений была прекрасно известна, он нередко визировал её в интервью — он не собирался в ближайшие пять лет даже пробовать построить серьезные отношения. Это было модно за границей — повзрослеть, скопить социальный и эмоциональный капитал, и только после этого…

— Я совершенно на тебе свихнулся, моя фея, — Эрик выглядит неожиданно уязвимым, — и я не хочу думать, что когда я завтра отвезу тебя в телестудию за контрактом, когда тебя будут спрашивать, какие у нас с тобой отношения, ты бы отвечала: «Никаких», — ведь «мы трахаемся ночь напролет» — вряд ли адекватное описание для отношений. Я хочу, чтобы ты отвечала, что я — твой парень, и у меня бы имелось право дать в морду любому, кто попробует к тебе подкатить.

— Ты ведь уедешь в Италию…

— Мы разберемся с этим чуть позже, — в его голосе даже звучат нотки мольбы, — сейчас я не тороплюсь. Останусь с тобой хоть на все лето. Если ты захочешь.

Захочу ли я? Захочу ли отказаться от мужчины, который был для меня настоящим искушением, невозможным, запрещенным для меня самой собой? Когда он вот так просто мне себя предлагает?

— Я спала с тобой и твоим другом, — педантично напоминаю я. Шепотом. Исключительно шепотом, чтобы никто из проходящих мимо людей не услышал.

— А я заключил на тебя пари, — усмехается Змей, — и если помнишь — это я предложил тебе тройничок. Я не ревную тебя к Эмилю. Пока ты у меня есть — не ревную. Но только к нему, учти. Любому другому, кто коснется твой дивной попки, моя ciliegina, я вырву руки.

— Ты так говоришь, будто я уже согласилась, — возмущаюсь я, заметив собственнические интонации в его тоне.

— А разве нет?

Его глаза посмеиваются, но все-таки он ждет. Я ощущаю это как тонкую подрагивающую струну между нами. Позволю ли я? Позволю ли я войти в мою жизнь мартовскому коту Эрику Лусито? Есть ли у меня силы отказаться.

— Я ревнивая, — предупреждаю я, и в глазах Эрика вспыхивают радостные огоньки. Он понимает, что это капитуляция. — Замечу тебя с какой-нибудь бабой — отправишься на свалку истории играть в покер с моим драгоценным супругом.

— Никого кроме тебя, — Эрик даже клятвенно прижимает руку к сердцу.

Ну-ну, посмотрим-посмотрим...

— Итак, Даша…

Девушка, сидящая напротив, жеманно опускает реснички. Ну, она хотя бы симпатичная. Хоть что-то. Хотя тоска, что выворачивала Эмиля наизнанку, выла, что никуда не годится эта сушеная вобла. Даже если нажраться до синих чертей.

— Значит, ты летала в Берлин с матерью на финал европейского танцевального турнира пять лет назад?

— Я хотела сама в нем участвовать, но срезалась на отборочных.

История не новая. Больше половины возвращавшихся тем самолетом русских были зрителями турнира. Были и танцовщицы из русской команды, но их Эмиль проверил в первую очередь. Жаль, в списке не было Насти…

Почему, почему её там не было?!

Варлей ведь была на чемпионате. Она подходила. Но в списке её не было. Да и помнил Эмиль русскую чемпионку. Она и тогда избегала компании, наверняка улетела первым же самолетом после финала. Это был мираж, за который не стоило цепляться. А как хотелось...

— Значит, ты меня помнишь? Не напомнишь, как мы познакомились?

Он никогда не рассказывал им много. Честно объяснял, что ищет девушку, с которой познакомился пять лет назад, говорил, что плохо помнит подробности встречи, но все-таки хочет найти свою прекрасную незнакомку, предлагал встретиться. Слушал ахи-вздохи по поводу собственной романтичности.

Увы, частенько внешние данные и хоть и канувшая в лету, но все-таки имеющаяся известность в некоторых кругах, работали против него. Многие пытались соврать. Придумывали несуществующие встречи, случайные столкновения. Одна очень вдохновенно расписывала, как Эмиль случайно перепутал её гостиничный номер со своим и даже подарил ей ночь страсти.

И жутко обиделась, когда он рассмеялся.

Никто не был и близко. Не звучало названия клуба, не звучало даты окончания финала.

— Ну, что ж, подаришь мне танец, малышка? — Эмиль улыбается, когда сказка Даши подходит к концу и десерт на её тарелке почти заканчивается.