— Давай сюда свою отраву. Она перелила метиловый спиртв бутылку из-под спирта «Ройял» и отдала флягу Алексу:

— На, выкинь где-нибудь подальше. Алекс кивнул, неотводя взгляда, он видел, как в ее глазах зрела решимость.

Часа через два Колька-Лось вернулся с промысла. Он был уженавеселе — видно, успел уже что-нибудь сбагрить Фонарю и отоварился у негосамогонкой.

Сразу с порога Лось набросился на Оксану.

— Ты, швабра драная, мужиков тут без меня принимаешь! Идобро бы еще мужиков, а то Америкашку этого поганого! Митрич видел, как он тутвозле тебя сшивался. Учил я тебя, учил, ничего тебе впрок не идет. Видно,правду Митрич говорит, что я с тобой много цацкаюсь! Так тебя поучить надо,чтобы ты с моего ученья кровью харкала, тогда будешь себя вести как положено!

Тут на глаза Лосю попалась бутылка спирта. Глаза егозагорелись, весь он прямо затрясся от вожделения.

— Ах ты, стерва! Спрятать от меня хотела? Это тебекобель американский, что ли, приволок? Клинья к тебе подбивает? А ну, давайсюда!

— На, подавись, — Оксана протянула ему бутылку,глядя белыми от ненависти глазами.

Лось отвинтил крышку и надолго припал к горлышку бутылки.Когда бутылка наполовину опустела, он поставил ее на хромоногую табуретку исказал помягчевшим голосом.

— Ладно, швабра, живи пока. Жрать давай. Оксана молчапоставила перед ним миску с какой-то невообразимой похлебкой. Выхлебав миску вдва глотка, Лось сел на солнышке, привалившись к стене своей хибарки, изадремал. Через полчаса он встрепенулся и беспокойно завертел головой:

— Ой, чегой-то мне неможется! Вроде как темень передглазами. Не видать ни черта! Ты чего мне, стерва, в похлебку намешала? Я тебя…я тебя… — Потом он снова задремал, иногда во сне тяжело постанывая.

Оксана следила за ним со страхом и волнением. Вдруг Лосьзабормотал что-то неразборчивое, на губах у него выступила пена, он задергался,попытался встать, но не смог. Он застонал, сполз вниз по стене хибарки,вытянулся и затих.

Оксана прощупала пульс, профессионально констатироваласмерть, накрыла его, как спящего, тряпьем, заменявшим покойному Лосю одеяло, иоблегченно вздохнула. Затем она взяла тряпку, тщательно протерла бутылку состатками спирта, чтобы не оставлять на ней своих отпечатков, хотя кто тамвсерьез будет расследовать смерть бомжа, загнувшегося с перепою на свалке?Потом она поискала и нашла место, где Лось прятал свою заначку — то немногое,что не успевал сразу пропить, и, вытащив из тайника несколько скомканныхбумажек, выскочила из ненавистной хибарки.

Тут же из-за соседней кучи мусора появился Америкашка,дожидавшийся в засаде развития событий. Оксана с отвращением посмотрела на него— грязного, небритого, оборванного, но вспомнила, что она сама сейчас выглядитне лучше, а он все-таки какой-никакой, а гражданин США, и где-то там, вМиннесоте, у него есть свой маленький бизнес и не такой уж маленький дом, и,махнув рукой на внешний вид и никчемный характер, она позвала Алекса.

— Все в порядке? — напряженно спросил тот,подходя.

— В порядке, в порядке, американ бой! Все о'кей! Тымне, дорогой, вот что скажи: почему же ты обо мне-то так печешься? Зачемметилку приволок? Зачем тут дожидался? На черта я тебе такая сдалась? Сам жезеркало мне подсовывал!

— Оксана, мы с тобой многое пережили вместе, ячувствую, что нас что-то связывает. Ты — жесткий человек, но в вашей странетолько такие, как ты, выживают. Мне в таком виде без денег, без документовотсюда не выбраться, я так и пропаду на этой свалке. Я просто не представляю,что делать. А ты… ты все умеешь, ты своя в этой стране, ты выберешься отсюда именя вытащишь. Я понятно объяснил?

— Доступно. Я чуть не прослезилась. Особенно мнепонравилась мысль, что я своя на свалке. Ну да ладно, в чем-то ты прав. Пойдем,я тебя с этой свалки вытащу. Но потом и ты меня вытащишь. Из этой страны.

Такое решение пришло к Оксане не внезапно. Оно зрело в ееподсознании с того самого момента, когда она провалилась в кузов мусоровоза.Она сразу поняла, что бывшая жена ее временного мужа вряд ли будет держать ротна замке, и слава о ее пикантном приключении будет преследовать ее повсюду.

Санкт-Петербург, как известно, город маленький, и где быОксана ни оказалась, присутствующие дамы будут принюхиваться к ней иперемигиваться:

— Как, это та самая? Со свалки? Как интересно!

А если даже никто и не будет перешептываться, ей это будетказаться, и ничего с этим не поделаешь. С работы ее, конечно, давно уволили,офортов они не нашли, и еще неизвестно, может быть, старуха все-таки заявила вмилицию.

Поэтому выход один — с Алексом в Штаты. Там никто, кроменего, не будет знать ни про офорты, ни про свалку, а уж он-то будет нем какрыба — сам такой!

Алекс понял ее мысли, потому что посмотрел на нее долгимсерьезным взглядом, что-то прикидывая про себя, и сказал:

— Согласен.

Часом позже к мусоровозу, разгружавшемуся на свалке, подошлидва бомжа — мужчина и женщина, если можно было назвать мужчиной и женщиной двагрязных бесформенных создания в выцветших лохмотьях. Женщина подошла к кабине.

— Эй, мужик, отвези нас в город на своей карете!

— Сейчас, разбежался! Чтобы вы мне потом всю кабинупровоняли! Отвали, пьянь подзаборная!

— Ты погоди, не гони волну. Мы можем и в кузове, одинраз уже ездили. И не даром повезешь.

— Натурой, что ли, платить будешь? Да об тебя ногипротивно вытереть!

Еще и заразишь чем-нибудь!

Оксана сжала зубы и молча вынесла еще одно унижение. Теперьей все было нипочем.

— Сто лет ты мне был нужен, натурой с тобойрасплачиваться! Полтинник я тебе дам.

— Полтинник? Да у тебя таких денег отродясь не было!

Оксана молча вынула из-за пазухи пятидесятитысячную бумажкуи показала шоферу.

— Но только на месте заплачу, в городе, а то знаю явашего брата: сбросишь по дороге — и всего делов!

— Сто.

— Ты, знаешь, не наглей так сильно-то. Больше не дам. Итого тебе много. Не хочешь — другого найдем.

— Ну ты даешь! Поглядеть на тебя — родилась подзабором, а торгуешься так, словно всю жизнь на такси ездила!

Алекс подсадил Оксану в кузов мусоровоза и влез следом.Свежему человеку запах в кузове показался бы невыносимым, но они уже привыкли исами распространяли такой аромат, что в мусоровозе чувствовали себя как дома.Машину швыряло на рытвинах и ухабах. Если по дороге на свалку они ехали надвухметровой горе мягкого мусора, то теперь в пустом кузове набили себе синякови шишек, но это все было ерундой по сравнению с тем фактом, что они ехали кцивилизации.