— А может, это сосед решил тете Нюре подгадить? Тыговорила, они не ладят.

— Ну уж ему-то такое письмо точно никогда не составить.Да к тому же он в последнее время тихий. А мне вот что в голову пришло. Если иправда кто-то собрался к тете Нюре ночью в комнату забраться, то почему онсоседей не боится?

Значит, соседей должны под каким-либо предлогом удалить.Стало быть, надо покараулить, если соседей к ночи дома не будет, тогда точночто-то готовится.

— Тогда я с тобой, Надежда, ночевать буду и Борькумоего тоже возьмем!

Какой-никакой, а все-таки мужчина.

— Ну уж, какой-никакой! Для тебя-то он самый лучший,вон как сияешь.

Все у вас хорошо?

— Да, одинокая жизнь не для меня оказалась, видно, надонам обратно сходиться, он-то прямо мечтает об этом.

— Значит, так договоримся. Вечером звоните мне наквартиру к тете Нюре, я там буду, а потом решим.

Я шла по подземному переходу, вокруг стояли лоточники,продавцы газет, котят, щенков и разной прочей мелочи. Их рекламные выкрикисливались в один ровный гул:

— А вот котеночек персидский, отдам недорого!

— Лотерея, лотерея!

— Дама, вытащите за меня билетик, у вас, я знаю, рукалегкая!

— Щенки кавказской овчарки с родословной! Вотфотография матери!

Фотография была подлинной, только мать явно не та иродословная фальшивая, но щеночки симпатичные.

— Граждане! Покупайте газету «На дне» — единственнуюгазету городских бездомных!

Я проскочила было вперед, но что-то заставило менязатормозить, потому что голос, кричавший про газету, был мне хорошо знаком. Этиблеющие интонации… Я подошла поближе к продавцу и не поверила своим глазам:передо мной небритый, в рваной одежде сидел на ящике Лерин муж, держа в рукахстопку газет. Возле него сидела огромная немецкая овчарка, такая женеухоженная.

— Привет!

— Дама, купите газетку! — Он делал вид, что неузнает меня.

— Я тебе так денег дам, собачке на пропитание, опятьже, помыться, побриться ей не мешает.

Он понял, что я не отстану, и поднял голову.

— Ну, чего тебе?

— Давай, что ли, побеседуем, интересно мне.

— Ну ладно, отойдем отсюда ненадолго.

Он повернулся к торговке семечками.

— Абрамовна, постереги тут газеты, да смотри, семечкисвои в них не смей заворачивать, они подотчетные.

— Абрамовна — семечками торгует? — изумилась я.

— Это псевдоним, — важно ответила старуха. Мыотошли в сторону, присели на гранитный парапет. Мой Собеседник выплюнул окурок.

— Что ты куришь такую дрянь? Я тебе хороших дам!

— Я и сам тебе могу хороших дать, — обиделсяон, — это я на работе только хабарики докуриваю.

— Ты где живешь-то теперь?

— Я — официальный бомж, нет у меня жилья.

— А ночуешь где?

— Так, по подвалам… Интересно, знаешь, такие подвалыпод городом, оказывается, есть, я раньше и не представлял себе.

— Не боишься, что кто-нибудь тебя узнает, вот как ясегодня?

— Не, не боюсь, устал я бояться. Да к тому же это тысмелая, а другой побоится к бомжу подойти или побрезгует.

— Значит, совсем с прежней жизнью решил завязать?

— Не я так решил, судьба за меня распорядилась. Всебабы эти…

— Да, но их-то обеих уже на свете нет, а ты живешь — нетужишь.

— А я не виноват в их смерти, за что же мне в тюрьмусадиться? А менты фиг мне поверят!

— Это точно, но ты не беспокойся, я тебя закладывать небуду, мне это ни к чему. А ты так все и бросил, как же квартира, имущество?

— Барахло все бросил, черт с ним, а квартиру я продал,чтобы Леркиным родственникам она не досталась. Продал и оформил задним числом,сама знаешь, все можно сделать. Квартира хорошая, на Петроградской. Те былосунулись, а им — хрен в томате!

— А деньги куда дел за квартиру? — неосторожноспросила я.

Он посмотрел подозрительно.

— А тебе что? Живу пока на них. Собаку вотзавел, — он кивнул на свою овчарку, которая показалась на выходе изперехода. — Сейчас иду, Архимед!

Видишь, волнуется, ждет меня. Хороший пес, мне раньше Леркане разрешала. Ты, если чего надо тебе, приходи сюда, я тут почти каждый день, аесли нет, то Абрамовна скажет, где меня найти. У меня к тебе претензий нету, ядобро помню.

Я даже не нашлась, что ответить, надо же, как человекизменился!

Я направилась было по своим делам, а потом вернулась иокликнула его:

— Слушай, ты говорил, что выручишь, вот у меня к тебеодна просьба.

Надо сегодня ночью в одном месте покараулить, чтобы жуликине сбежали. Если ты в парадной посидишь, на тебя никто не подумает, мало либомжей сейчас по парадным сшивается. А если соседи выгонят, то уж не обессудь.Собаку с собой возьми на всякий случай.

— Я без Архимеда никуда! А это какое место-то?

Я назвала ему место.

— Ну, так у меня там знакомый поблизости работает. Неволнуйся, все будет в лучшем виде, считай, с тобой мы договорились!

К вечеру Надежда позвонила сама.

— Знаешь, пока все тихо. Сосед дома, жена его на работе,ничего особенного не происходит. Я уж не знаю, может, зря я вас взбаламутила?

— Еще чего! Я тебя в это дело втянула, мы сейчасприедем, одну тебя на ночь там не оставим! А как ты со своим мужем сумеладоговориться? Что ему сказала?

— Не спрашивай, — вздохнула Надежда, сказала, чтоу мамы сегодня буду ночевать, но если он что-нибудь пронюхает, не сносить мнеголовы, семейная жизнь висит на волоске.

— Не горюй, я буду свидетелем, клятвенно присягну, что,кроме моего Борьки, с которого я глаз не спускала, единственным ночевавшимрядом с тобой существом мужского пола был кот Тимоша, и тот кастрированный.

— Пошути мне еще!

Часам к семи мы подъехали к дому на Петроградской. Изподъезда как раз выскочил человек в темном костюме и при галстуке. Вороватоозираясь и пряча букет цветов, он бросился за угол. Я узнала ненормальногососеда тети Нюры.

— Подожди-ка, Боря, я за ним сбегаю. За углом соседадожидалась довольно приличная машина, из окошка высунулась женская рука сманикюром, которая махнула, приглашая садиться. Тот погрузился в машину вместесо своим букетом, они газанули и уехали.

— Вот это да, даже на такого чокнутого кто-топольстился!