огнем. Костер удалось поддерживать быстро нагоревшими углями. И теперь он горел ровно и надежно. Снежные стенки хижины почти не таяли. Толстые ветки Костя складывал не колодцем, а нодьей – параллельно друг другу. Так они горели долго и не давали высокого пламени. Он тщательно, на кусочки, разрезал тушку соболя, заправил луком и посолил. Накипь снимал ложкой. Ложку всегда хранилась за голенищем сапога. Привычка с фронта.

Да и в лагере все зэки так делали.

Варево коричневатого цвета пахло аппетитно. Почему-то отдавало хвоей стланика. Соболь кормится не только полевками, но и собирает орехи. Костя выхлебал половину котелка. Вторую половину вывалил перед Кучумом. Лайка с удовольствием хватала жесткие кусочки мяса. Костя тщательно помыл котелок, вскипятил воду и заварил чай. Сыпанул туда лимонника. Потянуло в сон, но Костя знал, что теперь надо заготовить дров на ночь. Волокушу он решил мастерить завтра. Иначе ему пришлось бы разрушить свое временное жилище.

Широкие лыжи стали боковой стенкой хижины.

Костя выполз наружу, прихватив топорик. Недалеко он приметил сухую лиственницу. Не толстый ствол, такая как раз сгодится для костра. Полз на животе и думал только об одном: как бы не сбить шину на ноге.

Лиственницу повалил удачно. Комлем в сторону шалаша. Так ему казалось, что в сторону шалаша. Пополз обратно, лесину тянул за собой. Мешали ветки – цеплялись за снег. Пришлось ветки обрубить.

Бросать их было жалко, тоже сгодились бы для костра.

Пелена по-прежнему стояла плотная.

Прополз несколько метров и понял, что хижину потерял. Ругнул себя. В рюкзаке лежал клубок тонкой бечевы, можно было привязаться за ствол елки. Сейчас вернулся бы по веревке. Стал нюхать воздух, чтобы уловить дым костра. Но ветер крутил в разные стороны. Дымом пахло то слева, то справа. Подумал: «Надо рассчитывать все, до сантиметра».

Но уже не паниковал.

Почему-то знал, что все равно вернется к костру.

Приподнял голову и громко позвал: «Кучум! Ко мне!»

Лайка появилась откуда-то сзади и, показалось, с недоумением посмотрела на хозяина. Через минут десять Костя дополз, вслед за Кучумом, до своей хижины. Угли костра еще не погасли, и Костя сразу присунул дерево в костер. Сухой листвяк тут же взялся пламенем. Опять мешали ветки. Пришлось снова выползти и теперь очистить весь ствол. Отрубленные ветки он собирал и аккуратно складывал. Потом понял. Надо лесину разрубить на два бревна, уложить в огонь рядом. Вот и получится нодья.

Каждый удар топора отдавался в ноге.

Заполз мокрый. Рубил все время полулежа. Но теперь ему было не страшно. Он мог греться и сушить одежду возле огня.

Раненая нога снова заныла, и Костя подумал, что это хорошо.

Циркуляция крови восстановилась.

И даже ступня, кажется, отошла.

Кучум лег рядом, свернулся клубком, спрятав нос в пушистую шерсть. Так спят волки. Они берегут свою чуйку. Скоро от одежды пошел пар.

Костя забылся с одной мыслью: «Хватило бы дров до утра».

Ночью ветер сменился, и снегом присыпало левую стенку шалаша. Но костер не забило. Стоило подбросить веток, заготовленных ночью, и пламя встрепенулось. Костя поставил чайник на огонь и выполз наружу. Буран закончился так же внезапно, как и начался. На Дуссе-Алине всегда так. Ночью воет и ухает, а проснешься утром – в тайге звенящая тишина. Кажется, что твой шепот слышен до самых отрогов. Дым от костра не стелется по земле и не рвется клочьями, а ровным столбиком поднимается в небо. Не шелохнет. Особая тишина, которая знакома любому таежнику.

Он перевалился на бок. Нужно было сходить по-маленькому. Отлить. Пустяковое, казалось бы, дело. Но пришлось повозиться с одеждой. Мешала забинтованная нога. Долго путался с широким поясом ватных брюк, с крючками и пуговицами ширинки. Зато ощутил, что кальсоны – солдатские, бязевые, за ночь высохли.

Кучум наблюдал за возней хозяина.

Увидев желтый прострел в плотном снегу, подошел к дереву и задрал ногу. Проявил мужскую солидарность.

Костя засмеялся. Как он мог застрелить такую собаку?!

Костя попил чаю с остатками лимонника. Все это утреннее время он думал о том, как ему из лыж и веток сделать волокушу. Самому ползти по распадку не получится. Шина свалится с ноги. От боли он будет терять сознание. Единственный выход – волокуша.

Вчерашние неудачи с костром доводили его до отчаяния. Оно, отчаяние, и было всякий раз причиной того, что человек, попавший в беду на таежной тропе, переставал себя контролировать. Отчаянье доводило до гибели.

Нужно заранее продумывать каждую мелочь.

Если вытащить лыжи из-под снега, то обрушится хижина. Допустить такого нельзя. Если ничего не получится с волокушей, то обогреться будет негде.

Действуя осторожно, он передвинул костер, чтобы не завалило снегом. Потихоньку высвободил лыжи.

Все-таки один край обрушился. Но зато задняя стенка хижины устояла.

От вершины сваленной ночью лиственницы он отрубил жердь, длиною с метр. Почти все, что осталось от сгоревшей за ночь лесины. Ему пришлось вновь озаботиться дровами. Костер в любом случае должен гореть. Дров он заготовил быстро. Ночью ему приходилось действовать на ощупь. А сейчас все было на виду.

Потом Костя выстрогал пару крепких клиньев и расщепил жердинку пополам. Получилось два полукруглых бруска. Впереди, на носках охотничьих лыж, всегда есть отверстия. Когда промысловик не шел на лыжах, он тянул их за собой на ремешке. Костя соединил невысоко загнутые носки лыж бруском и крепко увязал. Тот же ремешок и пригодился. Пришлось повозиться с задним креплением. Гвоздей, чтобы прибить брусок к лыжам, у него не было. Костя подпорол ножом камус на лыжах, вставил туда брусок и примотал бечевкой. Благо, что веревки в клубке еще хватало.

Выбрал несколько веток лапника, нарубленного ночью, и закрепил их между лыжами. Хвойный настил на твердой основе.

Порадовался, что рама волокуши не разъезжается.

Костя устал и промок, пока ладил волокушу.

Только сейчас увидел, что Кучума поблизости нет.

Неужели вернулся в свою будку, возле заимки? Вот тебе и волк!

Он поправил костер и набил котелок снегом.

Откуда-то, из-за елок, выскочил Кучум. Пасть его была окровавлена, в пуху и перьях. В пасти Кучум держал куропатку. Подбежал к костру и бросил добычу. Костя обнял собаку:

– Умница, Кучум!

На этот раз он только вспорол птицу, прочистил ее комьями мокрого снега и почти не общипывал. Решил сварить прямо с пером. Костя спешил. Время уже близилось к полудню, а ведь надо было еще сделать упряжь для собаки. По тому, как Кучум безразлично наблюдал за разделкой куропатки и даже не стал хватать пастью окровавленный снег, Костя понял, что утренняя охота собаке удалась. Куропатки после бурана бегали по насту и купались в чистом снегу. Похлебка из куропатки была вкуснее ночного супа, с мясом соболя. Он не стал доедать остатки хлеба, а завернул аккуратно липкие комки и спрятал на дне рюкзака. Потом еще раз