– Ты ни черта нам не обязана. – Неправда. Они оба взяли на себя всю вину за случившееся. – Не хочешь рассказать мне, что с тобой происходит, Шай?

Ранее я приняла решение, что расскажу ему все.

– Помнишь, когда ты в первый раз просил мне о причине моего приезда, я ответила, что на то имеются личные причины?

– Помню.

Броуди ждал продолжения, по-прежнему описывая ленивые круги на моей коже и обнимая меня рукой. Он не торопил меня с рассказом о том, что, черт возьми, творилось у меня в голове. Броуди даже приехал за мной, не задавая лишних вопросов, и в некотором смысле стал одной из причин, почему я оказалась сломлена и так сильно плакала. Потому что настоящие и достойные мужчины всегда приходят и пытаются исправить то, что сломано. Они не называют тебя идиоткой за то, что ты решила поехать куда-то в грозу. Не пытаются заставить тебя чувствовать себя еще паршивее из-за того, что ты разбила пикап и убила бедную олениху, которой не повезло оказаться не в том месте не в то время. Настоящие мужчины несут твое бремя вместе со своим. И думаю, плечи Броуди достаточно широкие, чтобы выдержать тяжесть всего мира.

Я сделала глубокий вдох, готовясь рассказать свою историю. Броуди крепче обнял меня, словно только он мог удержать от очередной истерики. Но я выдержу. Я выплакала все слезы, так что пришло время отпустить прошлое.

– Когда мне было восемнадцать, я забеременела. Но узнала об этом только на четвертый месяц, когда закончила школу. – Когда я вышла на сцену за дипломом, Лэндри, Дин и Гас аплодировали громче всех в зале. То был хороший день. Один из лучших в моей жизни. – Мы с ребятами планировали отправиться на гастроли, как только я закончу учебу. Дин купил… или украл… честно, понятия не имею… но он откуда-то достал старый фургон, достаточно большой, чтобы туда вместились все мы и наше оборудование. Ребята работали ради этого несколько месяцев. Мы все хотели уехать, особенно Дин. Его семья была… и до сих пор остается… полным отстоем. Если его отец не выбивал из него дурь, то это делали его старшие братья. В любом случае, я узнала, что беременна, и это внесло сумятицу в наши планы… мы и так едва сводили концы с концами… – Я глубоко вздохнула и выдохнула. Броуди молча массировал мое плечо рукой. – Дин отвез меня в клинику, но, как только мы вошли туда, я убежала. Он сказал, что позаботится обо всем. Заверил, что как-нибудь найдет деньги и нам не придется отказываться от ребенка или наших мечт. Я поверила ему, потому как он умеет убеждать и говорить то, что ты хочешь услышать. К сожалению, идея Дина, как все уладить, заключалась в том, чтобы открыть мастерскую по ремонту машин в арендованном гараже. Через несколько месяцев его арестовали, и он оказался в тюрьме. Я родила ребенка дома. У нас не было возможности поехать в больницу, так что одна пожилая дама… подруга бабули… приняла роды. И я полюбила свою малышку с первого взгляда.

Я пододвинулась, чтобы увидеть лицо Броуди. Он опустил подбородок, и его глаза встретились с моими.

– Хейли, – сказал он. Не спрашивая, а утверждая.

Я кивнула.

– Да. Хейли была моей. Но теперь нет.

– Ты отдала ее на удочерение?

Я бы с удовольствием солгала и сказала «да». Но не хотела врать ему. Особенно когда приняла решение открыто и честно рассказать ему всю правду.

– Нет. Я хотела оставить ее, но мой брат… он сказал, что я должна отдать ее, поскольку мы не сможем вырастить ее. Что я не гожусь на роль матери. Что у нас нет денег. Дин сидел в тюрьме. И я понимала, что Лэндри прав. Что он поступает из лучших побуждений. Но было очень тяжело принять правду. Брат отвез меня в больницу и проводил до нее, я передала свою дочь медсестре и сказала… сказала, что действую согласно закону о «Безопасном убежище для детей». Мне пришлось ответить на несколько вопросов… я даже не помню их. Впрочем, они даже не спросили моего имени.

И когда я вышла из больницы без своей малышки, то почувствовала опустошение. Как будто потеряла важную часть себя и больше никогда не получу ее обратно. Никогда не смогу заполнить эту дыру в своем сердце. – Я потерла большим пальцем татуировку в виде четок на безымянном пальце. – А потом произошла самая странная ситуация в моей жизни. Та пожилая дама погналась за мной по парковке, и, когда я обернулась посмотреть на нее, она улыбнулась и вложила четки в мои руки. И промолвила: «Господь слышит твои молитвы и всегда прислушивается. Иногда мы не получаем желаемых ответов, но Господь знает нас лучше, поэтому мы всегда получаем только то, что нам нужно». И я никогда не забуду ее слова, потому что они были сказаны в самый ужасный день в моей жизни. Кроме того, я до сих пор чувствую себя ужасным человеком из-за того поступка. Я отдала собственного ребенка, как будто она… какой-то предмет одежды, который мне не подошел.

Я замолчала, мы ничего не говорили несколько секунд. После этого признания я даже не могла взглянуть в лицо Броуди. Что он подумает обо мне?

– Послушай… тебе было всего восемнадцать, ты не была готова стать матерью. Тебе нечего стыдиться. В тот момент ты поступила правильно. Так было лучше и для нее, и для тебя.

– Я продолжаю повторять себе то же самое. Она счастлива. И это главное, так что мне следует оставить ее в покое и не вмешиваться в ее жизнь. Это лучшее, что я могу для нее сделать.

– А так ли это на самом деле? А что насчет твоих чувств? По-твоему, они не имеют значения?

Я отстранилась, чтобы посмотреть на него.

– Я думала, ты со мной согласен. Тут уже ничего не поделать. Что сделано, то сделано. Конечно, мне больше всего на свете хотелось бы провести с ней время и дать знать, что я – ее биологическая мама. Но я не собираюсь так рисковать: СМИ могут об этом прознать и разнести новость по всем таблоидам. Я не хочу так поступать с ней. Не хочу портить ей жизнь, понимаешь?

– Понимаю. Но тебе не кажется, что она имеет право познакомиться с тобой поближе?

– Какой от этого толк, Броуди? Ей всего шесть. Она слишком мала, чтобы понять. Что бы ты почувствовал, если бы Ноа усыновили и его