где уже содрогались в конвульсивных движениях около десятка девушек и парней. Ромка изрядно пошатывался и улыбка у него была слегка одурелая.

Еще даже не ночь, а Верстовский младший успел набраться… А кто будет смотреть за порядком? Пока я сидела, неловкий студент успел свалить напольную вазу, стоящую далеко не на проходе, а пока шла за Ромкой, наступила в скользкую лужу. В коридоре один из гитаристов возился с веником и метлой, собирая с пола прозрачные осколки.

Может, Ярослава побережет ценное имущество своего… друга? Нет, это вряд ли. Она тоже крутилась неподалеку, сменив домашний наряд на эффектный фиолетовый корсет, из-под которого снизу торчала короткая плиссированная юбочка, а сверху — тонкая белая рубаха с рукавами-колокольчиками.

— Я не хочу танцевать, — пытаясь перекричать музыку, сказала я Ромке на ухо.

— Но почему?! — парень посмотрел на меня с непониманием, будто враз трезвея.

— Я хочу посидеть. У меня болит голова, — я сбросила руку Верстовского со своей талии и решительно направилась обратно к дивану.

Я и правда чувствовала себя неважно — дискомфорт, правда, был скорее душевным, нежели телесным. Но я точно не испытывала никакого желания показательно дергаться под музыку вместе с разудалым Романом. И не ощущала мук совести за свою маленькую ложь — он тоже не всем со мною делится.

Хотя сейчас он расстроился — молодой человек остался стоять на месте, хмурясь и разочарованно глядя мне вслед. Видно, он иначе представлял себе этот вечер и мою готовность быть ласковой и открытой. Но долго его замешательство не продлилось — на тусовку наконец доехал Стас Мильнев. И притом не один.

Наш быдловатый одногруппник привел вместе с собой девчонку, аккуратно держа ее под руку, будто ценный и хрупкий сосуд. Я испытала нечто вроде любопытства и пригляделась к ней внимательнее, но так и не поняла, учится ли она в нашем институте или является знакомой "со стороны".

Видеть Стаса с девушкой было само по себе странно, а уж с красивой девушкой — и вовсе из области фантастики. У его избранницы была роскошная грива рыжих волос, которые доставали чуть ниже плеч, пикантные формы и симпатичные ямочки на щеках.

Мильнев выглядел счастливым и гордым. Другие парни не оставили новенькую без внимания, одарив ее улыбками и оценивающими взглядами. Мой Ромка тоже вдохновился — когда спутница Стаса отошла к столу с закусками, два друга принялись оживленно переговариваться, явно сопровождая беседу типичными мужскими шуточками касательно "потребительских" свойств девушки.

Все это сопровождалось одобрительными похлопываниями по спине, сальными улыбками и многозначительными телодвижениями, описывающими стратегически важные места объекта на языке жестов.

Мне стало неприятно на это смотреть, и я переключилась на Юльку, которая, судя по всему, чувствовала себя прекрасно и без декана. И почему она раньше не любила вечеринки? Подруга чувствовала себя в шумной и многоликой компании, словно рыба в воде — перемещалась от человека к человеку, смеялась и с каждым находила общий язык. В руке она держала стаканчик с шампанским, излишек которого то и дело выплескивался через край. Рядом с такой общительной и раскрепощенной особой я почувствовала себя еще более убого.

Минут через двадцать Гарденина вспомнила обо мне. Оставив знакомых, она плюхнулась на диванчик рядом со мной — на меня попали брызги игристого.

— Ты чего такая кислая? — она придвинулась ближе и заглянула в мой стакан. — О, я поняла. Ты просто трезвая!

И она щедро плеснула мне половину своего шампанского, еще раз окропив мою короткую блестящую юбку алкогольными каплями.

— Ты не сопьешься? — подозрительно спросила я, не слишком узнавая свою порядочную подругу, которая превыше всего ценила серьезное отношение к жизни. И никогда не изменяла разумному подходу в угоду сиюминутным развлечениям.

— Нет. А даже если и да, кому какая разница? — трагически вздохнула Юля и положила мне руку на плечо. — Вениамина нет… Только и остается, что напиваться с горя. Заливать сердечную тоску целительным бальзамом просекко…

— Все у нас с тобой еще будет, подруга, — я ободряюще сжала ее ладонь, хотя у самой на душе скребли кошки. — И счастье, и любовь взаимная и… правильная. И избранник, который подходит по статусу и возрасту…

— Не надо мне другого избранника, — покачала она головой. — Я однолюбка.

— А ты не задумывалась, как бы складывалась ваша жизнь, если бы… Ну, ответь он тебе взаимностью? Допустим, вы бы поженились. И все было бы хорошо… поначалу. Пять лет, может быть, даже десять. А потом? Когда тебе будет тридцать, ему стукнет пятьдесят. Как долго он продолжит привлекать тебя с учетом неминуемо приближающейся старости? И как же… секс? Знаешь, что у мужчина эректильная функция только падает, начиная с сорока лет?!

— Ой-ой-ой! — в ужасе закричала Юля и замахала руками. — Не хочу я думать о таких ужасах! Зачем ты портишь мою чистую мечту такими жестокими… подробностями?

Я тоже не хотела думать о суровой реальности, но и жить в волшебной розовой сказке, которой Гарденина окружила свою идеалистическую "любовь" к декану, не могла. Потому что в моем случае перспектива отношений со взрослым мужчиной была слишком… насущной.

— Хватит забивать голову ерундой! Для настоящей любви это мелочи, а не преграды. Иди поболтай с кем-нибудь, познакомься, — резковато ответила Юля, явно задетая моими размышлениями. — Ты четвертый месяц в нашем вузе учишься, а кроме меня с Верстовским так толком ни с кем и не общаешься.

Не в бровь, а в глаз… Хотя она немного недосчиталась. У меня было не двое друзей, а целых трое. Одна Гарденина и двое Верстовских. Ха-ха-ха.

— Я тоже однолюбка, — отшутилась я, чувствуя, как меня начинает потряхивать от смеха, самой собой, нервного.

— Это скорее плохо, чем хорошо, — непреклонно ответила Юля. — Иди, развейся. И умоляю, подлей уже себе чего-нибудь. Невозможно и дальше смотреть на твою кислую физиономию!

— Хорошо. Уговорила.

Может, она права, и я слишком накручиваю себя? Зачем представляю себе далекое совместное будущее с Верстовским, если никакого будущего он мне и не предлагал? Только секс. Возможно, одноразовый.

И то, вызванный не внезапно вспыхнувшей страстью ко мне, а застарелой тоской по старой любви. Единственной и невозможной…

В груди разливалась едкая горечь, и я поняла — мне и правда стоит развеяться, пока она не разъела меня до основания. Я решительно поднялась на ноги и направилась к столу, заставленному самыми разными напитками — алкоголем разной степени крепости, газировкой, соками, даже холодным чаем. Правильно, залью свою сердечную тоску целительным бальзамом. И пойду танцевать и веселиться.

— Чего тебе намешать, киса? — Женька, басист из "Грязных любовников", добровольно взявший на себя функцию